Лароуз - [100]

— Итак? — спросил он, когда она встала, отряхнулась и посмотрела на него.

— Ты, наверное, хочешь поесть?

— Может, остался суп?

Они вошли в дом и покопались в холодильнике, найдя спрятанное там печенье и оставшиеся лепешки. Джозетт пахла чем-то таким, что вызвало у Холлиса чувство голода. Он попытался сделать сэндвич, однако не нашел майонез. Джозетт разогрела ему лепешки на чугунной сковороде. Они сели и принялись за еду.

Холлис насыпал на свои лепешки ложку сахарного песка. Джозетт попыталась заговорить с ним:

— Знаешь, эта сахарница очень старая. Ты что-то о ней слышал? Она из далекого прошлого. Мой пра-пра и так далее дедушка в давние времена хранил в ней один ключ.

Хотя Холлис уже все знал о знаменитой сахарнице без ручек, он ни словом не обмолвился об этом. Джозетт продолжила рассказывать:

— Она каким-то образом связана с первой Лароуз. Та жила в этом доме, когда он представлял собой небольшую хижину. Кроме маленькой сахарницы, нам ничего от нее не осталось, за исключением разве писем и документов. Они хранятся у бабушки.

— Да, у твоей семьи древние корни.

Джозетт посмотрела на Холлиса. Его мягкий голос и особый взгляд, серьезный и внимательный, напомнили о словах Сноу, которая говорила, что Холлис в нее влюблен. Это ее волновало и беспокоило. Переживание нынешнего странного момента оказалось настолько бурным, что она взвизгнула, заставив Холлиса вздрогнуть.

— Черт побери! Каждая семья имеет корни. Они прорастают из прошлого в будущее.

Она засмеялась, издав при этом рычание, которое сочла ужасно сексуальным, и он удивленно посмотрел на нее.

Первая история давних времен

Старики сидели в расставленных по комнате раскладных креслах и инвалидных колясках. Бабушка Лароуза, четвертая носительница имени Лароуз в их роду, жарила хлеб. Она по очереди доставала из жира золотистые куски и складывала их в гнезде, сооруженном из бумажных полотенец. Эммалайн перекладывала квадратики хлеба на тарелки и вручала каждому из старейшин. Лароуз, ее сын, разносил сливочное масло и черемуховое желе. Потом он достал кофейные кружки: кружку племенного колледжа, кружку с надписью «Черт побери!», поцарапанную кружку местного казино и новенькую кружку с фруктами, расположенными в ряд, как на игровом автомате. Кофе все еще цедился из кофейной машины в стеклянный кофейник. Лароуз смотрел на тонкую струйку. Он немного поправился, прежде чем успел подрасти еще на один дюйм. Малверн Санграйт искоса поглядывала на него и кивала всякий раз, когда он что-либо делал.

— О, этот мальчик, о, этот малыш, — прошептала она. — Он сделан из доброго теста. Может, на этот раз твоя Эммалайн все-таки изменила своему Ландро…

— Заткнись, злюка, — оборвала ее миссис Пис.

Последние несколько приятных лет, проведенных с Сэмом Иглбоем, нимало не изменили мерзкий характер Малверн. Она смотрела, как миссис Пис переворачивает куски хлеба, и старалась не ляпнуть невзначай что-нибудь о ее сноровке. Но молчать Малверн все равно не могла.

— Это желе твое или твоей дочери?

— Мы делали его вместе, — ответила Эммалайн.

— Почему ты не живешь с матерью? Это Ландро против? Почему твоя мама не живет в собственном доме?

— Ты сто раз спрашивала меня об этом, — проговорила миссис Пис, — и столько же раз я тебе отвечала, что у меня свои причуды. Я привыкла жить в Доме старейшин, тут мне все нравится.

На инвалидной коляске вкатилась Игнатия со своим кислородным баллоном.

— Боже, храни королеву, — провозгласила Малверн.

— Наанан![213] — воскликнула Игнатия, поднимая крошечную ручку и делая вид, будто собирается хлопнуть ею о ладонь Лароуза.

Лицо Игнатии засветилось, как у молодой, когда она решила улыбнуться.

— У меня есть для тебя хорошая история, — обратилась она к Лароузу. — Сегодня посреди ночи у меня сложились все ее кусочки. Эту историю я слышала от своей бабушки примерно в твоем возрасте. Давным-давно. Я совсем забыла о ней до нынешней ночи.

— Тогда давайте послушаем, что ты скажешь, — предложила Малверн, надувая губы и ревнуя.

— Ничего не могу сказать, — ответила Игнатия, гордо взмахнув рукой.

— Почему нет? — Малверн наклонилась близко к ней, сощурившись.

Игнатия выпрямилась и вздернула подбородок, чтобы изречь поучение.

— На земле не лежит снег. Безногие существа еще не спят.

— О-о-о, ты говоришь, как индеанка из старых времен, — прошипела Малверн. Ее глаза светились злобой. Для нее не было ничего хуже, чем быть призванной кем-то из других старейшин соблюдать священные традиции.

— Ты ведь знаешь, что в таких случаях мы должны подождать, когда землю укроет глубокий снег, — напомнила миссис Уэбид.

— Я это знаю хорошо, — отозвалась Малверн, теперь уже окончательно взбешенная. — Уж я-то помню об этом правиле, а Игнатия пыталась его нарушить. Существа, которые могут донести наши истории до низших пластов земли, до подводных львов, гигантских змей и других злых существ, должны сперва замерзнуть, заснуть.

— Остался еще один кусок обжаренного хлеба, — напомнила Эммалайн.

— Пускай его заберет та, которая рассказывает истории, когда не положено, — сердито произнесла Игнатия, поджав губы и бросив сердитый взгляд в сторону Малверн.