Ламберт Херсфельдский. Анналы - [78]

; таким образом, получив отставку, он удалился в Зигбергский монастырь и провел там остаток жизни в постах и бдениях, в молитвах и милостыни; и никуда не уходил оттуда, если только не был вынужден к этому суровой и неотвратимой необходимостью. Если кто-то желает знать более подробно об остальном, что он совершил или претерпел в деле управления государством, пусть еще раз просмотрит предыдущие разделы этой книжицы и найдет своевременно и в надлежащем порядке подробно изложенным всё, что тогда происходило.

Но милостивый Господь, который обличает и наказывает тех, кого любит⁹⁵⁹, позволил, чтобы и эта любезная ему душа за день до своего призвания испытала многочисленные несчастья, для того чтобы горнило преходящего мучения очистило с нее всякую примесь⁹⁶⁰ земного образа жизни. Сперва, после начала Саксонской войны, буря жесточайшего преследования поразила его брата Вецеля, архиепископа Магдебурга, и двоюродного брата Букко, епископа Хальберштадта. Поскольку он недостаточно деятельно помогал против них королю, стремившемуся к уничтожению всего саксонского народа, сдерживаемый, очевидно, законами природы и родственным расположением, то сделался ему подозрителен и ненавистен, был обвинен в вероломстве и клятвопреступлении⁹⁶¹, а жителей Кельна, которым незадолго до этого он был весьма дорог и мил, дарами и обещаниями подговорили его убить⁹⁶². Как только это зло было устранено, двое его слуг, которые жили в его покоях и пользовались с его стороны величайшим доверием, задумали его убить и убили бы его, не подозревавшего ничего подобного, если бы милосердие Божье не помешало этому злу. Другому [слуге], которого он своими благодеяниями сделал весьма преданным и верным себе, он вручил доверительные письма, ради большего соблюдения тайны написанные им собственноручно, чтобы тот передал их епископу Хальберштадтскому⁹⁶³; он утешал и наставлял в них своего племянника, которого со всех сторон поражали такие страшные бури бедствий и который почти что терпел кораблекрушение. А тот, заключив по столь тщательно соблюдаемой секретности, что эти письма содержат что-либо враждебное королю и государству, передал их королю. Впоследствии тот, предъявив их архиепископу в доказательство его вероломства, задумал, если будет возможность, убить его и уничтожить всё, чем тот владел. Также еще один из его слуг, которого он собственным усердием приобрел для Кельнской церкви и которого почитал с самым милостивым расположением и обогатил всеми благами, даже выше его врожденного статуса, внезапно преисполнился рабским высокомерием, начал отвергать иго церковного рабства и с величайшим поношением для архиепископа и нарушением прав объявил себя свободным.

Тогда же из-за частых смертей близких ему стало так горько⁹⁶⁴ и он так часто получал рану за раной⁹⁶⁵, что подобная буря испытаний могла потрясти даже каменное сердце и основанное на камне строение⁹⁶⁶. Наконец, Сатане была дана также власть над его плотью, и он был поражен проказой лютой⁹⁶⁷ в обе ноги, так что мясо постепенно сгнило и сошло и, после того как там и сям сошла также кожа, обнажились кости, явив ужасное зрелище. Эта болезнь сперва поразила ноги, а затем достойным сожаления образом также голени и бедра; когда она после длительного умерщвления добралась таким образом до жизненно важных органов, душа, более чистая и очищенная, чем серебро, очищенное от земли в горниле и семь раз переплавленное⁹⁶⁸, перешла из этой храмины из брения в дом нерукотворный⁹⁶⁹ и вечный на небе.

Примерно за полгода перед тем, как Анно ушел из жизни, ему стало известно об этом благодаря ясному видению. Так, ему привиделось, будто он вошел в некий дом, блиставший красотой внутри и снаружи. И вот, на судейских креслах, словно торжественно призванные на собор, воссели Хериберт, архиепископ Кельнский, Бардо, архиепископ Майнцский, Поппо и Эберхард, архиепископы Трирские, Арнульф, епископ Вормсский, и очень многие другие галльские епископы⁹⁷⁰, с одними из которых он был знаком лично, а о других знал только со слухов или из книг, все облаченные в епископские столы и белые, как снег, одежды⁹⁷¹. Он также, как ему показалось, был одет в довольно белую и дорогую одежду, однако часть сиявшей одежды, а именно та, что покрывала грудь, была запачкана какой-то отвратительно черной грязью, которая своим безобразием сильно портила прочий его блестящий вид. Покраснев от стыда, он, приложив руку, попытался скрыть ее, дабы не оскорблять ею взоры смотревших на него людей. Он, кроме того, увидел, что ему приготовлено среди них место удивительной красоты. Когда он с радостью и ликованием поспешно его занял, поднялся Арнульф, епископ Вормса, и мягким голосом запретил ему это делать, сказав, что достопочтенные отцы, которые сидят здесь, не хотят принимать его в свое сообщество, потому что его одежду пятнает это мерзкое пятно. Когда ему велели покинуть это место и он уходил, плача и совершенно пав духом, тот же епископ последовал за ним и сказал: «Успокойся, отец! Постарайся только поскорее смыть это пятно, которое марает твою одежду, ибо в скором времени ты, согласно своему желанию, будешь принят в сообщество этого блаженного обиталища и в собрание святых отцов, которых ты видел». С наступлением утра, когда он пересказал это видение одному своему слуге, тот, мудро растолковав это дело, сказал: «Я думаю, отец, что пятно, которое портит твою одежду, не что иное, как память о беззакониях со стороны твоих горожан, которые в прошлом году изгнали тебя из Кельна и которым тебе ради Божьей милости уже давно следовало бы даровать прощение за это преступление. Эта [мысль], скажу я с [твоего] милостивого позволения, засела в твоей груди крепче, чем то было бы справедливо, и, вопреки Божьей заповеди терзая твой разум горчайшей печалью, покрывает тягостным мраком и омрачает прочую ясность твоего святейшего образа жизни». Архиепископ, убежденный свидетельством собственной совести, не стал отрицать того, что услышал, но смиренно признал свою вину; тут же разослав повсюду гонцов, он призвал к себе всех жителей Кельна, которых в отмщение за причиненные ему обиды отлучил от церкви и изгнал из города, и на ближайший праздник Пасхи