Ладан и слёзы - [33]

С минуту мерзкая рожа глядела на меня, но потом голова завращалась, и на какое-то время я избавился от жуткого зрелища. По правде говоря, я предпочел бы вообще не глядеть на эту рожу, но она словно притягивала меня.

Юл, сидевший рядом со мной на деревянной табуретке и накалывавший тонкой длинной иглой диковинные фигурки на куске картона, перехватил мой взгляд.

— Это я привез с Лаккадивов, — сказал он. — Самолично. Там были орехи и побольше, с голову бегемота, но такой мне было не увезти, слишком тяжелый.

Юл понял, что название «Лаккадивы» мне ничего не говорит, и объяснил, что это группа коралловых островов в Аравийском море. Значит, он и вправду был матросом, плавал по морям. Я почтительно покосился на голубой якорь на его руке, под которым играли натянутые, как канаты, мускулы. Побывал он и на Молуккских островах. Юл даже перечислил мне принадлежащие к этой группе острова: Оби, Буру, Сула, Амбон, Тидоре… Но этого ему показалось мало. У меня прямо голова пошла кругом, когда он принялся рассказывать о своих путешествиях, а под конец скороговоркой произнес длиннющее название какого-то острова. Оказывается, он даже побывал в гостях у вождя племени каннибалов и ел человеческое мясо из большой деревянной миски.

Не знаю, говорил он правду или нет, но слушал я россказни недоверчиво. Похоже, он немного привирал…

— Ну и каково оно на вкус? — спросил я.

— Совсем неплохо, мне понравилось, вот только немного пресновато.

— А что, соли у них не было?

— Нет, соли они не знают, никогда не видели ее и даже не пробовали. Зато сливы у них такие, каких мы сроду не видали, каждая величиной с арбуз. Я уж не говорю о том, какие у этих слив косточки.

А может быть, все, что он рассказывал, и было правдой?

Во всяком случае, очень похоже на правду. Но я так мало знал о том, что творится на белом свете, и мне его истории казались неправдоподобными. Юл продолжал рассказывать, и я вместе с ним путешествовал по всему миру. Наконец у него, видимо, пересохло в горле, и он, протянув руку, ловким небрежным движением достал бутылку, спрятанную за зеленым шкафчиком. Юл припал к горлышку, и несколько минут в фургоне слышалось только неторопливое бульканье. Сразу вспомнился вкус противного, обжигающего горло пойла, которое немцы заставили меня выпить, после чего я превратился в жалкую собачонку. Я брезгливо отвернулся. В животе у меня опять начало поднывать, и голова закружилась, как тогда, хотя, скорее всего, это от тряски.

Коричневый возница просунул в фургон голову:

— Эй, ты, людоед, как насчет того, чтобы подменить меня?

Юл утер пот тыльной стороной руки.

— Придется, что поделаешь, — вздохнул он и, положив свое рукоделье рядом с медной лампой, полез наверх.

А в фургоне появился коричнево-дубленый. В отличие от Юла словоохотливостью он не отличался и, присев на деревянный табуретик, молча набросился на хлеб с сыром. Ему и в голову не пришло, что я тоже, может быть, голодный как волк (к счастью, есть я не хотел). Он преспокойно уплетал сыр, занятый какими-то своими мыслями, пока от сыра не остался крошечный мышиный кусочек, который он протянул мне на острие перочинного ножа. Я покачал головой — не в состоянии не только есть, но даже понюхать.

— Так нельзя, малыш, ты должен есть, не то с тебя штаны начнут спадать. — Впрочем, он не стал настаивать, и последний ломтик тоже исчез в его пасти, ибо у него не рот, а самая настоящая пасть. Свинья и та вела бы себя за едой приличнее. Под конец он сделал несколько глотков из той же бутылки, вынутой из-за шкафчика.

Я прислушался к однообразному цоканью копыт по асфальту — больше слушать было нечего. И все же снаружи гораздо интересней, чем здесь. Я спросил человека с дубленым лицом, нельзя ли мне ехать на козлах рядом с Юлом.

— Конечно, малыш, — рассеянно пробурчал он. Видно, ему было все равно, останусь я с ним или полезу к Юлу.

Сказано — сделано. Я мигом выбрался из душной клетки и примостился рядом с Юлом на козлах.

— А, Пятачок! — приветствовал он меня. Юл по-прежнему упорно величал меня Пятачком — очевидно, не хотел иметь дело с мальчиком, у которого лошадиное имя. Мне же захотелось рассказать ему о лошади нашего молочника. И я не замедлил сделать это.

— В самом деле? — весело удивился он и засмеялся. — Но та лошадь, верно, никогда не падала замертво в оглоблях?

Что правда, то правда, об этом я не подумал. Я пристыженно опустил голову, а Юл прищелкнул языком.

— До Гента еще далеко? — спросил я, чтобы перевести разговор на другое.

Юл указал кнутом на видневшуюся вдали колокольню.

— Это Синт Баавс.[31] Через полчаса будем в Генте.

Я посмотрел на Синт Баавс, который, казалось, был совсем близко. Но мы едем так медленно, что, наверное, никогда до него не доберемся.

— А где находится Бейлоке?

— Это я тебе потом объясню, когда мы приедем в город. Впрочем, найти ее совсем нетрудно. Это самая большая больница в Генте.

Наконец-то мне стало хоть что-то известно об этой таинственной Бейлоке. Оказывается, это больница! Я немного успокоился. В больнице с Верой ничего плохого не случится. Там она в надежных руках.

— А вы уверены, что ее отвезли именно туда? — Мне хотелось узнать обо всем поточнее.