Лабиринты любви - [5]

— Найдет, — и тут я впервые увидел текущие по ее лицу слезы.

— Успокойся и проводи меня. Все будет хорошо, я тебя никому не отдам. — Тон мой был очень уверенным, да я и сам верил в то, что говорил.

Мы вышли, прошли мимо глазеющих соседей, вышедших подышать вечерним воздухом.

— Проводи меня до «Сокола», пойдем через парк, — попросил я Элю, мне хотелось, чтобы ее волнение улеглось.

В парке я обнял ее. Она дрожала сначала от волнения, потом от желания.

— Тебе надо успокоиться, — и я потянул ее в тень большого дерева, которое хоть немного загородило нас от прохожих. Потом я пошел ее провожать.

Не доходя до дома, она сказала привычное:

— Дальше не надо.

— Да брось ты, теперь-то уж что? — После наших ласк ко мне вернулась беспечность. Я впервые увидел ее испуганной, но довел до подъезда, не пожалел, любуясь своей храбростью и бескомпромиссностью.

Увы, тот толстый шершавый ствол дерева стал нашим последним ложем любви. Правда, лежать на нем было нельзя.

… — Гоша, ну перестань дуться, а то все подумают, что у нас сегодня не Валентинов день, а Прощеное воскресенье, и мы только что покаялись друг другу во всех грехах, — не выдержав затянувшегося молчания, упрекнула меня Киса.

— Покаялись? Я готов — прости меня, — отозвался он ровным голосом, не отрывая взгляда от дороги.

— И ты — меня, как я тебя прощаю, — она постаралась сказать это как можно теплее.

— А я прощаю тебе твои старые грехи, поэтому можешь с легким сердцем грешить заново. Пойдем? — Он приткнул машину к тротуару и повернулся к ней, показывая рукой на подъезд, около которого толпились элегантно одетые люди.

— Сюда? Где очередь? — изумилась она.

— Да, Киска, придется постоять в очереди. Что, отвыкла? — Он обошел машину, открыл ей дверцу и подал руку.

— Ты уже был здесь? — Она с любопытством оглянулась.

— Да, заскакивал на минутку, — бросил он небрежно.

— И что там внутри? — Ее терзало любопытство.

— Увидишь сама, — он явно решил ее подразнить.

— Как я выгляжу? — спросила она, взяв его под руку.

— Думаю, тебе удастся пройти face control, — ответил он невозмутимым тоном.

— А тебе не удастся. Если не перестанешь нарываться, я расцарапаю тебе всю физиономию, — ее терпение было на пределе.

— Охрана не даст, и к тому же мы только что помирились, — он по-прежнему был спокоен.

— Почему очередь движется так медленно, как в поликлинике? — она решила сменить тему.

— Потому что тоже на прием, — ответил он, пропуская ее в дверях вперед.

— Гоша, умница моя, наконец-то и ты нашел время заглянуть в мою новую квартиру! — сказал, сильно картавя, хозяин заведения, встречающий гостей на площадке, которой заканчивалась высокая лестница, начинающаяся прямо от входной двери. — Юра, возьми у гостьи пальто! — скомандовал он молодому человеку, уже помогающему Кисе снять дубленку. — Я безумно рад вас видеть. Надеюсь, у вас найдется сегодня минутка, чтобы выслушать мои комплименты, — Гиниш окинул ее взглядом, изображавшим восхищение. — Проходите в гостиную, — он приобнял их за плечи, как бы подталкивая вперед. — Лена, проводи моих друзей! — последние слова были адресованы улыбчивой молодой женщине, стоящей у входа в гостиную.

— Гоша, — тихо, не поворачивая головы, произнесла Киса.

— Что, Киса? — так же заговорщически, в тон ей, спросил он.

— По-моему, ты не взял номерок.

— Какая же ты у меня умница, — он одобрительно сжал ее локоть.

— Вернемся? — Она остановилась.

— Умница, что не сказала об этом громко. Здесь не дают номерков, это же квартира, а мы гости Гиниша, — пояснил он, увлекая ее через небольшую гостиную, где на диванах и в креслах сидели, беседуя, гости, дальше, к стойке бара.

— А как же при выходе? — ей хотелось определенности.

— Тебе просто никогда не подадут чужого пальто, — ответил он терпеливо.

— Ой, смотри, Ольга с мужем, пойдем к ним, — Киса махнула кому-то рукой. — Добрый вечер! Вы тут давно? — сказала она, подходя к респектабельного вида паре, сидящей за крошечным столиком.

— Нет, только вошли… — ответила дама с красивым волевым лицом.

— Ну, девочки, что будем пить? — гостеприимно поинтересовался ее муж, господин с пушистыми усами и дорогими часами.

— Мне чай с лимоном, — выразила желание его жена.

— А мне с ромом. Может, хоть с третьей попытки удастся сегодня его получить, — проговорила Киса, желая поделиться своими впечатлениями.

— А вы уже где-то были? — полюбопытствовала Ольга, уловив ее интонацию.

— Девочки, я пойду в бар, закажу вам чай и не забуду о нас с Толей, — объявил Гоша, жестом останавливая собравшегося подняться господина с пышными усами.

Говорят, предчувствия — ерунда. Кто бы знал, какая жуткая, липкая, страшная тоска охватила меня тогда по дороге домой! Я пытался объяснить ее себе неудачей с экзаменом, но знал, что дело не в этом.

— Привет, мамуля!

— Как дела, сдал?

— Нет.

— Завалил?

— Перенесли.

— На когда?

— Еще не знаю.

— Ох, неспокойно мне. Везде ты хочешь успеть: и работа, и девчонки, а на учебу времени толком не остается.

— Не волнуйся, мам, сейчас мало кто по специальности работает.

— Утешил. Есть будешь?

— Нет, меня покормили. Пойду спать.

— Правильно, а то замотался совсем.

Сны мне снятся всегда, чаще, проснувшись, я их не помню, но есть сны, которые не могу забыть. В ту ночь мне приснился, пожалуй, самый страшный сон. Будто еду я один в открытой повозке, запряженной лошадью, по летнему, чахлому, какому-то выцветшему лесу. Мелкие елки с пожелтевшей хвоей, жухлая трава, тусклый день, узкая дорога с разбитой колеей… Впереди дорогу кто-то перебегает… Волк? И тут же, как всегда во сне, подтверждение мысли: бурая клочьями шерсть, острая морда и тот взгляд дикого зверя, от которого кровь стынет в жилах. Страшно, но соображаю: ведь ему нужна лошадь, а не я. Дорога под горку, главное — побыстрее разогнаться. А руки не слушаются, быстрее не получается. Почему? Да ведь дорога теперь круто забирает в гору, а он стоит и ждет, чтобы встретить там, наверху, где ему удобнее прыгнуть. Тут лошадь куда-то исчезает, а я медленно вползаю в горку, навстречу его зеленым глазам и раскрытой пасти. Закрыться мне нечем, а он прыгает и летит, медленно увеличиваясь, как на экране, во всю его ширину: сначала морда, потом одна пасть, в которой виден каждый зуб, затем мой взгляд приковывают желтые, прокуренные клыки, которые вот-вот сомкнутся. Они страшно клацают над ухом, и волк вылетает из кадра сна — промахнулся.