Квадратное время - [32]

Глава 6 Сильные умирают первыми

Кемперпункт, зима 1928 года

(28 месяцев до рождения нового мира)

Выгружали наш этап весело и без затей.

Просто выгоняли вагон за вагоном на заснеженную вырубку железнодорожного тупика где-то за Кемью и выстраивали в колонну по пять человек в ряд. Мешкающих подгоняли разухабистым матом и пинками, с особым шиком напирая на присказку «Здесь вам власть не советская – здесь власть соловецкая».

Первый раз проявление местного юмора меня рассмешило, я даже пробормотал вполголоса:

– Хрен редьки не слаще.

Однако после многократного повторения охраной фраза заиграла всей полусотней оттенков черного.

Именно с ней на губах конвоир мог легко влепить тяжелым, обутым в калошу валенком в лицо упавшему, отобрать чемодан, раскидать его содержимое по снегу или содрать приглянувшуюся шапку. Скорее всего, мог и убить любого, но до этого не дошло: все ж красноармейцы – не чекисты.

Напротив, они позволили тем каторжанам, кто послабее, сложить тяжелые баулы в приданные сани – к заболевшим и умершим в дороге, не мешкая всех пересчитали пятерками и повели, то и дело беззлобно покрикивая извечное: «Подтянись, шире шаг!»

Много времени дорога не заняла.

Уже километров через пять я увидел высокий забор и вышки часовых, а еще чуть погодя утоптанная дорога уперлась в громадные ворота, над которыми чернели казенные буквы: УСЛОН. Чуть ниже аббревиатура раскрывалась точнее – «Кемский распределительный пункт»{87}.

Притихла даже вечно задиристая и бодрящаяся шпана.

«Неужели они боятся?» – мелькнула у меня мысль.

– Abandon all hope, ye who enter here[6], – продекламировал идущий рядом Михаил Федорович и добавил с напускной бравадой: – Не дрейфь, парень! Мы еще проверим, жаркие ли угольки в этом аду!

Внутри лагеря нас выстроили на «Невском проспекте» – начинавшемся прямо от ворот широком, зачищенном от снега до досок проходе между бараками.

На смотрины к уставшему, голодному и растрепанному этапу со всех щелей потянулись надсмотрщики-капо, скоро их набралось десятка три. С палками-дрынами в руках, в самой разнообразной одежде, они имели только один отличительный признак правящего класса – клочок ленты малинового цвета на шапке или в петлицах. Буквально каждый из них изощрялся перед коллегами в лужености глотки и грязи мата.

Кульминация не заставила себя долго ждать. Вдруг сразу несколько бешеных церберов, явно пародируя белогвардейские порядки, приложили руки к шапкам, вытянулись и заорали исступленными голосами:

– Смирно! Товарищ командир!

Во всей красе чекисткой черной кожи, но со стеком в руке к нам шествовал вожак, не к ночи помянутый товарищ Курилко, один из всего лишь трех, как я потом узнал, «вольных» управляющих Соловками.

– На хрена вы этот сброд сюда притащили?! – заорал он на конвоиров, гримасничая, будто от острой зубной боли. – Промуштровать на хрен, да чтоб дым валил у них из ушей!

Ответа от подчиненных, впрочем, он дожидаться не стал, а тут же перешел к прямому руководству процессом.

– Воры, шаг вперед! Проститутки, два шага вперед! Спекулянты – три, попы – четыре! Контрики – пять! Кто второй раз на Соловках – шаг в сторону!{88}

Свитские немедленно развили инициативу начальства: резким голосом, кипятясь непонятной злобой, они принялся обучать нашу пеструю толпу военному строю, пересыпая команды потоками грязной брани.

Дико было видеть, как священники в рясах, престарелые монахи или почтенные ученые мужи наравне с крестьянами вертятся в строю сотни раз направо-налево и кричат идиотское «здра!» под команды и зуботычины горланов-изуверов.

Об ослабевших или осмеливавшихся роптать товарищ Курилко, так и не доверивший сложнейший процесс воспитания подчиненным, заботился лично и с удовольствием.

– Этого в карцер. Чтоб с поддувалом!..{89} А ну встать, сука! Живо на Луну без шмоток полетишь!..{90} Тащите на валун сволочь! Будет стоять до отбоя!..

Только часа через четыре куда-то увели урок и проституток, остатки же этапа запихнули в ближайший барак.

Но вместо дезинфекции, карантина и хоть какого-то отдыха мы попали под натуральный обстрел вшами.

Полуголая шпана куражилась с огоньком, со всех сторон летели злые шутки, подначки, толчки и удары. Растерявшихся мгновенно лишали вещей, а то и частей одежды. Конвой, уже не солдаты, а местные надсмотрщики, ржал снаружи.

Выждав четверть часа, нас вывели обратно на мороз и погнали заполнять глупые анкеты.

Канцелярист-делопут, хоть и сам из каторжников, со старательной издевкой тянул время с помощью кустарных чернил – он понемногу выковыривал из химического карандаша кусочки грифеля, растирал их между голышами и засыпал в чернильницу с отбитыми гранями, попутно добавляя по несколько капель кипятка.

Сразу после забавы с бумажками выяснилось, что торопиться с оформлением на самом-то деле категорически не стоило, а нелестные эпитеты в адрес садиста-делопута – глупое лагерное невежество. Весь этап погнали бегом к заводу-лесопилке перетаскивать бревна из штабеля на производство поближе к пилораме под ругань десятника: «Кубики! Кубики давай, контра!» Здоровые и больные, старые и молодые – тут различий нет, работай до изнеможения.