Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин - [12]

В ночь на 2 ноября Кутузов выступил из Кремса, поручив Милорадовичу арьергард. Маршируя всю ночь по Кремско-Цнаймской дороге, русские достигли на другой день местечка Эберсбрюнн. Теперь важно было любой ценой приостановить движение французов по Венско-Цнаймской дороге. Кутузов вызвал к себе князя Багратиона и приказал ему с шеститысячным авангардом двинуться направо, горами, перейти с Кремско-Цнаймской дороги на Венско-Цнаймскую и стать у Голлабрунна и Шенграбена, лицом к Вене, задерживая, сколько можно, французов. Основным силам надо было еще идти с обозами трудной дорогой, без отдыха, целые сутки, чтобы достигнуть Цнайма и спасти армию.

– Знаю, на что посылаю тебя! И благословляю на великий подвиг! – сказал на прощание Михаил Илларионович Багратиону, перекрестил его и поцеловал.

Отряд Багратиона только что пришел из Кремса в Эберсбрюнн, и солдаты даже не успели сварить каши, когда получили приказание выступать. Хотя до Голлабрунна было всего двадцать верст, переход предстоял чрезвычайно тяжелый, в непроницаемом мраке, тропинками, виноградниками, оврагами. Но Багратион, изучивший у Суворова сложное, не многими генералами постигнутое искусство усиленных маршей, к девяти пополуночи был уже у Голлабрунна, на несколько часов опередив Мюрата.

В это время Кутузов только еще проходил с главными силами за спиной у Багратиона, кружным путем направляясь бездорожьем к Цнайму.

12

Русская армия простояла около двух часов, не зажигая огней. Наконец показался перед фронтом Кутузов и, к удивлению всех, скомандовал вполголоса:

– Налево кругом!..

С поворотом арьергард стал авангардом и Ярославский мушкетерский полк оборотился лицом к Кремсу, откуда ожидался неприятель. Вскоре гусарский офицер-мариуполец в синем ментике подвел к Кутузову четырех австрияков. Михаил Илларионович повелел Дохтурову приставить к ним караул из двенадцати гренадер при одном расторопном унтер-офицере. Дохтуров вызвал Сергея Семенова, и тот, взяв у подпрапорщика знак своей новой власти – алебарду, передал ему полковое знамя, которое было доверено герою Кремса.

– Смотри, Чижик, за немцами пристально и береги их как зеницу ока, – сказал Семенову Михаил Илларионович. – Это наши вожаки или, лучше сказать, наши глаза! Понимаешь ли?..

Тотчас двинулись в путь, соблюдая возможную тишину. Версты две шли обратно к Кремсу. Солдаты думали, что их ведут ударить на спящих французов, и радовались новой потехе. Однако скоро последовало разочарование.

Проводники сошли с дороги и взяли круто вправо. Стемнело, как в яме; пронесли потайной фонарь, который освещал лишь узкую полоску впереди. Всю ночь армия пробиралась по узеньким тропинкам, часто спускаясь в овраги, проходя ручьи и перелески. Саперам пришлось во многих местах очищать дорогу и строить наскоро мостики для артиллерии, которую почти при каждой крутизне солдаты вытаскивали на руках.

Когда поднялись на пологую вершину, один из проводников указал Семенову на Голлабрунн и Шенграбен – позицию Багратиона, окруженную французскими бивачными огнями. Отсюда до этих пунктов было уже пятнадцать верст. Тут армию остановили, велели принять влево, к лесу, на противоположный скат горы, и там позволили развести огни, которые не могли быть видны неприятелю. Отдых продолжался всего час с небольшим.

Кутузов, подъехав к проводникам, благодарил их за точность маршрута, примолвив по-немецки:

– Теперь потрудитесь еще, друзья, довести нас до шоссе…

Главнокомандующий оставил здесь два батальона Новгородского полка под командованием Федора Монахтина и пустил армию вперед. На рассвете войска выбрались на дорогу, находясь уже в тридцати верстах от неприятеля. Дан был еще один коротенький роздых, во время которого Семенову было приказано представить проводников дежурному генералу. За исправную службу Инзов благосклонно потрепал Чижика по плечу, а австрийский колонновожатый сунул ему в руку двадцать пять гульденов, или пятнадцать русских рублей.

У Цнайма армия не остановилась. Чувствуя мучительный голод, Семенов зашел в хлебную лавку, но у булочника все было раскуплено. Молодая хозяйка сжалилась над измученным солдатом богатырской стати и, отведя его в другую комнату, насыпала в платок фунтов семь крупитчатой муки, даже не требуя платы. Чижик привязал узелок к ранцу, схватил за порогом свою алебарду и в превеликой радости поспешил за своим полком.

Колонны тянулись по гладкому полю, подле дороги. Впереди, всего в пяти верстах, возвышалась гора и уже заметны были огни – обыкновенный признак расположившихся на ночлег войск. Семенов едва стоял на ногах. Трое суток он не только не спал, но даже не имел возможности отдохнуть порядочно, карауля проводников. Сон валил его с ног, голова отяжелела, и в глазах двоилось. Рассчитывая, что до вечера еще далеко, Чижик улегся в придорожный ров и заснул как убитый.

Солнце было на западе, когда отряд казаков, исполняя свою обязанность, подымал отсталых. Семенов очнулся с трудом, и первая его мысль была об узелке с мукой. Увы! Кто-то отвязал драгоценный подарок. Не веря своим глазам, Чижик даже перерыл все вещи в ранце, пока не убедился в невозвратимой потере. С тяжелой грустью поплелся он в лагерь, из конца в конец пылавший яркими огнями. Товарищи его, не менее томимые голодом, узнав о беде, тоже крепко опечалились.