Купавна - [24]
— Еще бы! — перебил он черноволосую с явным ехидством. — Как же, был день святых Агриппины и Аграфены. Понимать надо, вас зовут Аграфена… Постойте, а как по отчеству?
— Тарасовна… Только я не Аграфена, а Светлана Тарасовна! — окидывая его лукавым взглядом, бойко отрекомендовалась она. — Но вы, пожалуйста, зовите меня просто… Света. Гриппа мне очень много хорошего рассказывала о вас.
Я уловил заверение, что с ней можно разговаривать без церемоний. Но Дружба почему-то поморщился. Не обращая внимания на его гримасу, она повторила:
— Света! Мне так нравится… Я тут совсем недавно. Приехала, как говорится, с корабля на бал, то есть на работу. Гриппа все устроила. Здесь так хорошо! И сюда многие просились… — Она замолчала и вдруг произнесла проникновенно: — Нет такой силы, которая могла бы разлучить нас с Гриппой. Ее беда — моя беда, ее радость — моя радость. И вчера была наша радость, наш праздник — ее именины. — Светлана Тарасовна рассмеялась, точно веселые колокольчики зазвенели над водами Днепра. — И почему вас не было вчера с нами?! И-и, какое тут было! Гроза… Знаете, гроза, а мы с Гриппонькой ничуточки не побоялись. Гремело, сверкало в небе, лило на нас… Хо-о-ро-о-шо!
Она была словно актриса на сцене, а мы — завороженная ею публика.
Вот Светлана Тарасовна сунула мне в руки букет васильков и, как бы проверяя свой голос, взяла высокую ноту, запела:
Ее прекрасный голос — контральто — разнесся вокруг, устремляясь в небо к стаям чаек, наполняя неоглядный речной простор…
Но вот перестал звучать ее изумительный голос, и показалось, вместе с ним замер и сам Днепр. Лишь у берега ворковала вода в затонувших ветвях топляка. И Светлана Тарасовна вдруг насторожилась, прислушиваясь к их невнятному шелесту. И сама стала непонятной мне, когда виновато заулыбалась, словно хотела извиниться за собственную озорливость и будто заверяя, что это ее минутная слабость.
— На Агриппину — травы в соку, — наконец пробурчал Градов, глядя на Агриппину Дмитриевну. — И девочка, стало быть, тоже…
Мне стало неловко, точно он незаслуженно оскорбил Агриппину Дмитриевну. Впору было заступиться за нее, но меня опередила черноволосая певунья:
— Могу дополнить высказанную вами народную примету о травах в соку: на Агриппину гречиха мала — овсу порост. Так вот, не овсы нынче у нас, а чудо!.. И еще знаете: нынче, ровно в полночь, папоротник зацветет. Говорят, кто увидит его цвет, клад отыщет.
— Вам, конечно, он необходим! — поторопился я пошутить.
— Мне?.. Клад? — Светлана Тарасовна широко раскрыла глаза. — Мне уже не надо его искать! Я уже нашла его. Разве не так, Гриппочка? Скажи, разве не я стала тут заведовать библиотекой?!
Лицо Градова приобрело желто-лимонный цвет. Светлана Тарасовна посмотрела на него: мол, ты — старый злюка-презлюка!
— Надеюсь, без нас вам не будет скучно, — глухим голосом протянул Градов и прибавил, будто поперхнулся: — Только…
— Что «только»? — прищурила глаза Светлана Тарасовна.
— Ведь это, собственно говоря, что происходит?! — вскипел он. — Полное отрицание всякой порядочности! Извините, Светлана Тарасовна, простите, Света, я не о вас. Вам спасибо за память о старине. Крепко вы приметы усвоили. Видать, на курсах каких-то вам правильное понятие преподали. Но вот вам, Агриппина Дмитриевна… Бывайте здоровеньки! Нам же некогда. Время вышло. — И коротко бросил мне: — Пойдем! — Он сгреб в кучу мою одежду. — Пошли, пошли! В женском обществе негоже плавки менять на трусы… Отойдем подальше, там и обмундируемся.
Дружба зашагал в сторону утеса, подступавшего к самой воде. Я вынужденно поплелся за ним.
Зайдя за утес, я, как он выразился, стал «плавки менять на трусы». Затем надели на себя брюки, рубашки. Пошли берегом в сторону села, то и дело останавливаясь, возбужденно разговаривали, так что со стороны можно было подумать, заспорили два немолодых уже, седовласых мужика.
— Ну и ну! — горячился я. — По-твоему, неприлично было одеваться при них, плавки менять на трусы. Согласен! Но в виду отсутствия на тебе плавок тебе не пришлось их менять, Вот и скажи на милость, прилично ли так вести себя…
Я запнулся.
— Как?
— Здороваясь, красивейшая женщина протянула тебе руку, а ты соизволил подать ей лишь пальчик.
Он словно прикипел на месте, дрожащей рукой посадил на нос очки и воззрился на меня:
— Ты знаешь, что такое дать руку?! Да еще… если она одна, к тому ж и левая!.. Будет тебе известно: выражение «дать руку» в древние времена у нас, на Украине, означало что-либо пообещать. Я же ничего не хочу обещать той самой «красивейшей»… Лучше и не видеть ее.
— Отчего же?
Он не успел ответить.
— Ни-и-икола-ай Ва-а-си-илич! — позвала черноволосая озорница.
Он не откликнулся. Тогда я, сложив рупором ладони у рта, закричал:
— Что-о случилось?
Светлана Тарасовна стояла на помосте, у которого кончались ступеньки в скале.
— Николай Василич! — кричала она. — Зайдите ко мне в библиотеку!.. Буду ждать вас… Обязательно-о!
И он вдруг поднялся на цыпочки:
— За-а-айдем!
— То-то! К черненькой и зайти можно, — сказал я ему. — А что ж не к беленькой?
«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.