Культуры городов - [91]

Шрифт
Интервал

Усилия по оживлению Фултон-стрит начали предпринимать еще в конце 1960-х, когда для освоения нешуточных городских и федеральных бюджетов на городское обновление было создано Общество развития центра Бруклина (Downtown Brooklyn Development Association). В отрыве от предложенного мэром комплексного плана, в котором увязывалось коммерческое и промышленное развитие района, проектировщики сосредоточили усилия на модернизации уже существующих торговых улиц, чтобы сделать район привлекательным для офисного строительства[55]. На протяжении 1970-х появилось несколько проектов, по которым Фултон-стрит должна была превратиться в пешеходную торговую улицу. Все они упирались во внешние проявления общественной культуры, которые сегодня регулируются местными ассоциациями владельцев торговых точек: единые критерии дизайна витрин, вывесок, тентов, скамеек, фонарей. Со временем заметно укрепился корпоративный дух владельцев магазинов и местных кредитных организаций, которые создали Общество развития Фултон-молла, один из первых БИРРов. Эти проекты и новая организация утвердили местную идентичность, основанную на разговорах о том, что Фултон-стрит – это всегда людный, разнообразный в культурном отношении и просто замечательный центр городской жизни. Общественная культура торговой улицы должна была стать отображением многообразного местного населения в единообразной коммерческой культуре.


Илл. 28. Фултон-стрит сегодня: магазины уцененных товаров и уличные торговцы. Фото Alex Vitale


Однако осуществлению этих планов мешали и продолжают мешать влияния других идентичностей и более конфликтной общественной культуры. С 1960-х по 1990-е годы изменения в системе розничной торговли привели к ликвидации всех универмагов, кроме одного – крупного ритейлера «Абрахам и Штраус» (A&S). Компания была основана в 1885 году в Бруклине и гордо держалась за свой флагманский магазин (см.: диаграммы по Фултон-стрит за 1950—1990-е). С 1978 и вплоть до 1993 года, когда магазин игрушек Toys «R» Us одним из первых подписал соглашение об аренде, ритейлеры c именем и репутацией упрямо не желали арендовать площади в специальном помещении Алби-сквер-молла на другой стороне улицы.

В 1969 году районные активисты из нацменьшинств совместно с возглавляемым преподобным Джесси Джексоном всеамериканским движением под названием «Операция “Хлебная корзина”» потребовали от владельцев магазинов на Фултон-стрит сведений по трудоустройству представителей меньшинств и, чтобы подчеркнуть серьезность своих требований, решили провести пикеты у торговых точек. В 1978 году коалиция местных организаций по защите прав меньшинств «Экономическое выживание для черных», «Ответный удар», «Строительные рабочие Южного Бруклина» и «Наконец свободны» пикетировали строительную площадку, недовольные тем, что на объекте работает слишком мало бруклинских рабочих из меньшинств (Van Slyke 1978). Если владельцев магазинов подобные выступления смутили и разобщили, то «Общество развития Фултон-молла» мобилизовало их для выдвижения групповых требований. Однако переговоры, затянувшиеся на несколько дней, обозначили новую проблему – равного представительства. Как заметил местный журналист: «80 % покупателей на Фултон-стрит – чернокожие, при этом как минимум 80 % из них – женщины» (Van Slyke 1978); однако за столом переговоров женщин не было ни с одной стороны. Вокруг строительства уже витал призрак новых беспорядков. Все тот же журналист говорит: «Центр Бруклина пережил уже несколько счастливых “лет мира”, однако фортуна может отвернуться от района».

После окончания строительных работ критике подверглось качество товаров, предлагаемых в магазинах. «“Да это Шлак-молл какой-то”, – с горькой усмешкой говорит покупатель со стажем [в 1982 году], указывая на ряд магазинов, торгующих париками и дешевой электроникой» (Henry 1982). Если одни проектировщики и торговцы винили во всем двойной удар, который нанесли инфляция и последовавшая за ней рецессия, другие подчеркивали преобладание принадлежащих к меньшинствам покупателей с низким доходом, переживавших тогда жестокую безработицу (Kappstatter 1981a; см. также: Daily News, August 23, 1982).

Полемика вокруг равноправия и неравенства все время обращалась к вопросу о том, как определить целевую группу покупателей и кто получит – как это обозначила коалиция организаций по защите прав меньшинств – кусок от корпоративного пирога. С точки зрения покупателя из среднего класса (Kappstatter 1981b) превращение Фултон-стрит в торговую улицу гетто характеризовалось появлением уличных торговцев благовониями и париками, музыкой диско, ревущей из магазина детской одежды, магазинами джинсов на каждом шагу, появлением уличных грабителей и торговцев краденым товаром, устройством крытых блошиных рынков там, где когда-то располагались приличные универмаги. Афроамериканцы, в свою очередь, видели на Фултон-стрит прежде всего последний оставшийся универмаг A&S – «состоятельный, успешный и преимущественно белый торговый анклав» (Van Slyke 1978).

Такие разговоры в 1980-х годах – десятилетии растущего благосостояния, с одной стороны, и увеличения количества бездомных, с другой, – воспринимались неоднозначно. Окраинные моллы переживали небывалый наплыв покупателей. А на Фултон-стрит дела обстояли иначе: после того как недорогой универмаг «Мэйсиз» подал документы на защиту от кредиторов через процедуру банкротства и закрылся, других универмагов, кроме A&S, в Фултон-молле не осталось (


Рекомендуем почитать
Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.


Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.


Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.


Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.


Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.