Культуры городов - [89]
Каким бы ни было количество предпринимателей среди иммигрантов, это не оказывает влияния на историю сокращения капиталовложений в районах с преобладанием афроамериканского, пуэрто-риканского или мексиканского населения. С 1970-х годов коммерческое возрождение торговых центров в гетто происходит на фоне непрекращающегося исхода. Все торговые улицы в американских гетто выглядят примерно одинаково: дешевый обувной, за ним аптека по сниженным ценам, потом магазин алкоголя, дальше пустующее помещение, потом выгоревший или забитый досками магазин, потом местный продовольственный из дешевой сети, потом снова пустующие и выгоревшие помещения. Легко распознается и характерная визуальная культура: пластиковые таблички поверх старых, более основательных вывесок; ставшая уже привычной исковерканная орфография – «Покупка-город», «Болше эконом», «У доктор Джей», «От Ди»[54]; большие плакаты, рекламирующие сигареты или алкоголь, с этнически уместными моделями. Даже социологи обратили внимание, что в Чикаго чернокожие предпочитают делать покупки вне своих районов, поскольку очевидные знаки упадка ассоциируются с низким качеством и недостатком товаров известных марок (Taub, Taylor, and Dunham 1984, 60).
В Нью-Йорке несколько важных этнических торговых улиц расположены поблизости от транспортных узлов за пределами Манхэттена. Многие афроамериканцы ходят за покупками на Фултон-стрит в Центральном Бруклине; выходцы с Карибских островов закупаются на Джамайка-авеню в районе Джамайка в Квинсе. Чем ближе к метро расположены эти улицы, тем меньше они привлекают покупателей из среднего класса, будь то белые, черные или азиаты. За исключением Флашинга, каждая из этих улиц поставлена в план по программе возрождения уже так давно, что пустующие участки поросли травой выше человеческого роста. Государственные предприятия и коммунальные компании – двигатели городской «машины роста» – построили новые офисные здания, перепрофилировали старые и переместили туда свои филиалы, однако реализация большинства планов с участием частного сектора снова и снова откладывается. Девелоперы объясняют это тем, что привлечь арендаторов в еще не построенные офисы в таких районах очень непросто. Компаниям сложно получить финансирование, но, даже если оно есть, служащие могут воспротивиться переезду в отдаленные районы. Вместо отделений коммерческих банков на торговых улицах гетто расположены центры социального обеспечения (и выдачи пособий) в окружении контор по обналичиванию чеков и уличных торговцев.
Если для других частей города уличная торговля – это забытое ремесло, в гетто на нее приходится основная доля коммерческой активности. По законам города Нью-Йорк владельцы магазинов могут занимать товарами часть улицы – 1 метр 20 сантиметров от стены. Многие открывают на улицу окна или сдают это пространство в аренду, однако самая бойкая торговля идет на столиках, на разложенных по тротуарам одеялах, тележках и у передвижных киосков. Уличные торговцы продают футболки, джинсы, контрафактное видео, батарейки, носки, сумки, книги афроцентристского толка, африканскую бижутерию, благовония. Западноафриканские торговцы продают текстиль из Кот-д’Ивуара, как ручного, так и машинного производства. Торговец с 125-й улицы, работающий недалеко от университета, может достать книги и статьи из списка для чтения, составленного неким исповедующим афроцентризм преподавателем, не скрывающим своих антисемитских взглядов. На столиках разложены книги и плакаты религиозного содержания для Свидетелей Иеговы, черных евреев, мусульман и менее многочисленных общин. Уличные проповеди и прозелиты на торговых улицах в гетто обеспечивают публичное пространство для обсуждения религиозных и политических воззрений; это напоминает политические дебаты, которые когда-то регулярно затевались на перекрестках торговых улиц в еврейских кварталах, и заметно контрастирует с управляемым частными структурами общественным пространством пригородных моллов.
Разница между универмагом и магазином рядом с домом по-прежнему велика. Но изменения в этническом составе городского населения в целом и гибкость символической экономики в розничной торговле заставляют нас еще раз как следует присмотреться к торговым улицам и тому, как они влияют на общественную культуру. Если б Вальтер Беньямин был сейчас жив и оказался в Нью-Йорке, я бы посоветовала ему отправиться в Гарлем и отдаленные районы. На торговых улицах гетто, где афроамериканцы и иммигранты продают и покупают, он бы обнаружил иной набор городских устремлений и надежд, проистекающих из пересечения этнической и классовой принадлежностей и бросающих вызов как политике мультикультурализма, так и программе экономического возрождения.
Центральные районы Бруклина
Хотя самостоятельным городом после присоединения к Нью-Йорку в 1875 году Бруклин не является, за центральной частью здесь сохранились исторически присущие центру функции – это транспортный узел, важный общественно-административный и торговый центр. Превращение Бруклина в гетто имеет две стороны: первая – это колониальные отношения с Манхэттеном, финансовым центром города, вторая – упадок промышленности и изменения в национальном составе населения и, как следствие, преобладание представителей этнических меньшинств с низким доходом.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.