Культуры городов - [61]

Шрифт
Интервал

, зеркально отраженные тексты и скульптуры. На царивших в квартале пустых навесах кинотеатров, там, где раньше писали названия фильмов, теперь красовались короткие послания концептуальной художницы Дженни Хольцер. Сотрудники филиала Музея Уитни в здании Philip Morris, расположенном в трех кварталах к востоку на пересечении 42-й и Парк-авеню, водили сюда на экскурсии и взрослых и детей.

Специалисты по продажам, нанятые для создания нового образа 42-й улицы, определяя будущее, оглядывались назад: «Для 42-й улицы будут отобраны коммерческие предприятия, предлагающие умеренные, общедоступные цены, совместная деятельность которых будет создавать атмосферу воодушевления, развлечений и незатихающего круглые сутки веселья… Сорок вторую улицу невозможно сузить до “праздничного рынка”, торгового центра или [диснеевской] Главной улицы США. Эта улица всегда будет отражением Нью-Йорка со всей его жизненной энергией и кипучей деятельностью» (Dunlap 1993). Таким образом, производство одного из важнейших пространств центра Нью-Йорка, споткнувшись о финансы, вернулось к искусству, – это и есть символическая экономика.

Это, однако, не символическая экономика театрального квартала. Это современная символическая экономика крупных учреждений культуры, искусства, развлечений и финансов. В 1992 году был учрежден БИРР Таймс-сквер, в который вошли 404 здания общей площадью почти 3 миллиона квадратных метров офисных помещений. В 1993 году реализация промежуточного плана по воссозданию Таймс-сквер как места массовых развлечений уже сопровождалась усилиями по привлечению корпоративных арендаторов к участию в культурном производстве. К концу 1994 года городские и государственные организации договорились о субсидиях – низкопроцентные долгосрочные займы и арендная плата в зачет налогов – чтобы Компания Диснея создала развлекательный комплекс в помещении театра «Новый Амстердам», которому на тот момент было 92 года и где когда-то ставили «Безумства Зигфилда». Книготорговая сеть Barnes&Noble и звукозаписывающий гигант Virgin Records планировали открыть по супермагазину. Более того, город Нью-Йорк и одноименный штат предоставили инвестиционной компании Morgan Stanley субсидии на общую сумму 80 миллионов долларов на покупку пустующего здания на Бродвее, возведенного и заброшенного во время бума спекулятивного строительства рядом со зданием Bertelsmann. «Это просто замечательно, что Bertelsmann и Morgan взяли эти два здания, – сказала Гретхен Дэкстра, президент Бизнес-инициативы по развитию района Таймс-сквер. – Это добавит нам эклектизма и стимулирует деловую активность. И мы очень довольны, что при этом Таймс-сквер не потеряет и доли своей притягательной живости» (Bagli 1993; см. также: New York Times, September 15, 1993).

Занятость и деньги

Бум символической экономики 1980-х начался с рынков искусства, недвижимости и финансов. Невероятные суммы, заплаченные на арт-аукционах, особенно в Нью-Йорке, укрепили его репутацию культурной столицы, а в общественном сознании искусство стало восприниматься как индустрия, на которой можно зарабатывать. Написанное в 1946 году полотно Джексона Поллока в 1965 году продалось всего за 45 тысяч долларов. В 1973 работы Энди Уорхола продавались уже более чем за 100 тысяч, а картину Double White Map (1965) Джаспера Джонса приобрели за 240 тысяч долларов. Спустя десять лет работа Марка Ротко Maroon and White была продана за 1,8 миллиона долларов. В 1986 году кто-то заплатил 3,6 миллиона за Out the Window Джаспера Джонса; а в 1988 – Search Джексона Поллока ушла за 4,84 миллиона долларов (D. Nash 1989).

Между 1983 и 1987 годом выручка аукционов выросла на 427 %. Неудивительно, что глава Sotheby’s объявил 1987 год самым успешным в истории аукционного дома. Sotheby’s контролировали более 60 % международного рынка художественных аукционов, а их продажи впервые превысили 1 миллиард долларов (Sotheby’s 1987).

Аукционы и ажиотаж вокруг них привели к созданию новой модели карьерного продвижения для амбициозных художников. Тем не менее, рыночная стоимость некоторых произведений авторов, достигших статуса знаменитости, заметно контрастирует с условиями жизни и творчества большинства нью-йоркских художников. В конце 1980 года половина из участвовавших в исследовании 500 нью-йоркских художников, писателей и актеров заявили, что годовой доход от их творческой деятельности составляет всего 3 тысячи долларов или меньше, и чуть менее половины сообщили, что их совокупных доход составляет 10 тысяч или менее в год (Research Center for Arts and Culture 1989). Не имея рычагов регулирования арендной платы за пространства для производства, жилья, репетиций и представлений, а также возможности постоянного трудоустройства по творческой специальности, художники зависят от правительственных грантов и субсидий.

В середине 1970-х годов городское правительство в рамках общих усилий по поддержке искусства создало независимый Департамент культуры (Department of Cultural Affairs). До этого отдел культуры был в составе Департамента парков. Первый ежегодный бюджет Департамента – когда аукционы послевоенного и поп-арт-искусства только начинали подъем – составлял всего полмиллиона долларов. К 1988 году бюджет Департамента культуры достиг уже 124 миллионов. В 1990-м, когда уровень занятости в городе достиг нижней отметки из-за рецессии в финансовом секторе и сфере услуг, бюджет Департамента вырос до 170 миллионов. Это всего на 3 миллиона меньше, чем бюджет Национального фонда поддержки искусств (National Endowment for the Arts), и более чем в три раза больше бюджета Совета по культуре штата Нью-Йорк (New York State Council on the Arts) (


Рекомендуем почитать
Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.


Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.


Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.


Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.


Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.