Культуры городов - [49]
Что изменилось с 1970-х годов, так это наше понимание культуры и ее отношений с городом. Раньше мужчины и женщины воспринимали «культуру» как удобство, украшение общественной жизни, эдакий глянец. Искусство было символом коллективной самоидентификации, оно напоминало городам и их элитам, что нужно быть еще более благородными, передовыми и в конечном счете более производительными, чем другие (см.: Horowitz 1976). Памятники культуры – общественные пространства, скульптуры, здания – должны были воодушевлять на новые свершения, они в свою очередь были сформированы материальной цивилизацией, которая их замыслила и создала. Культура была свершившимся фактом. Однако сегодняшняя культура – светская, обобщенная, визуальная культура – сущность более гибкая и неоднозначная. Она отвечает на запросы различных групп влияния, которые вступают в конкуренцию как за определение символов, так и за пространства, куда эти символы можно поместить. Культура в таком виде – это агент перемен. Это в меньшей степени отражение и в большей – инструмент материальной цивилизации, когда образы используются не только как годные для продажи товары, но и как основание для роста туристического бизнеса и рынка недвижимости, а также для коллективной самоидентификации. Неоднозначность материальной культуры дает почву для разночтений. Культура – это и предмет общего пользования, и общественное благо, и основа, пусть и нетвердая, экономического роста, и средство формирования городского ландшафта.
Оценивая культурную экономику
Среди всех городов Северной Америки Нью-Йорк, безусловно, обладает самой обширной базой высокой культуры. В 1977 году 30 % всех рабочих мест в сфере искусств в США приходилось на город Нью-Йорк. Выручка городских музеев составляла 25 % от объема выручки всех американских музеев. Доходы от деятельности драматических театров достигали 34 % от доходов всех театров страны. Те же показатели для симфонических оркестров и балетных трупп составляли 29 %. Доля нью-йоркских некоммерческих организаций в сфере искусства – 26 % от всех подобных организаций США (Nonprofit Sector 1982, 3). Спустя пятнадцать лет Нью-Йорк по-прежнему затмевает своих ближайших конкурентов – Лос-Анджелес и Чикаго – по количеству, масштабам и разнообразию крупных культурных учреждений. В городе работает почти 500 коммерческих галерей, 49 музеев, 34 коммерческих театра с годовым бюджетом более 300 тысяч долларов, 31 хореографическая труппа и 26 симфонических оркестров. И самое важное на сегодня – почти половина приезжих, посещающих эти учреждения культуры, говорят, что приехали в Нью-Йорк именно ради культурной жизни (Port Authority 1993).
Если верить приблизительным подсчетам, в 1992 году символическая экономика, в наиболее широком представлении объединяющая художественные галереи и аукционные дома, коммерческие театры, некоммерческие учреждения культуры, кино- и телепроизводство, а также расходы приезжающих специально на культурные события, составляла 9,8 миллиарда долларов в год (Port Authority 1993)[29]. Эта сумма значительно выше более ранней оценки в 5,6 миллиарда долларов, которая так впечатлила вице-мэра. Такие суммы плохо сочетаются с некоторыми показателями экономического упадка, который не мог не сказаться и на культуре: рецессия, повлекшая за собой массовые сокращения, которая началась в городе за два года до того, как распространилась по всей стране, то есть в начале 1989-го; снижение показателей прибыли финансовых компаний, вследствие чего заметно сократилась оказываемая ими спонсорская поддержка, а также непредусмотренные расходы их высокооплачиваемых сотрудников; начавшееся в 1990-х сокращение бюджетов города и штата Нью-Йорк, ставшее результатом дефицита, а также последовательное снижение государственных затрат администрациями Рейгана и Буша. Противоречия между успехами и ростом культурной экономики и общим обнищанием Нью-Йорка отражаются в «рейтинге самых пригодных для жизни городов», в котором участвуют 300 крупнейших городов Северной Америки. Если по оценкам ситуации с преступностью, трудоустройством и стоимостью жизни Нью-Йорк занимает последние или близко к тому места, то в плане искусства и культуры он на первом (Savageau and Boyer 1993).
Три направления культурной деятельности – производство теле-, кино- и видеопродукции, некоммерческие учреждения культуры и расходы туристов – имеют влияние на городскую экономику, которое выражается в миллиардах долларов. Лидер по прямым расходам (1,4 миллиарда долларов), а также по общим экономическим показателям (3 миллиарда) – это теле- и кинопроизводство (Port Authority 1993). Прямые расходы некоммерческих организаций составляют 1,3 миллиарда, а общие экономические показатели – 2,3 миллиарда. И хотя в коммерческих театрах снизились и доходы, и количество постановок, их прямые расходы по-прежнему составляют 451 миллион долларов, а общие показатели – 905 миллионов. Художественные галереи и аукционные дома тратят 398 миллионов на прямые расходы при общих показателях в 840 миллионов долларов без учета продаж. В результате экономического спада в середине-конце 1980-х годов рост приостановился в каждом из этих секторов и наметился снова лишь в 1992 году. В то время как экономические показатели теле- и кинопроизводства выросли с 2 до 3 миллиардов долларов, показатели некоммерческих учреждений и расходы туристов остались на прежнем уровне.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.