Культуры городов - [50]
Почти половину операционных расходов составляют зарплаты служащих. Размер этой статьи расходов варьируется от 37 % в художественных галереях и аукционных домах, 48–54 % – в небольших и крупных некоммерческих учреждениях культуры до почти 60 % – в театрах, теле- и кинопроизводстве. Неудивительно, что некоммерческие учреждения, в особенности небольшие организации, постарались урезать расходы путем поиска сторонних поставщиков и перевода части сотрудников на неполный рабочий день. В общей сложности учреждения культуры прямо или косвенно обеспечивают работой 107 тысяч человек. И хотя эта цифра на 8,5 % ниже, чем в 1982 году, количество рабочих мест в культурном секторе сократилось меньше, чем в других сферах экономики. С особым вниманием необходимо отнестись к различению «прямой» и «косвенной» занятости в области культуры. Отчет 1993 года не отражает этой разницы, в то время как в 1982-м она учитывалась. Тогда количество занятых непосредственно в области культуры и искусства составляло 35 323 человека, а остальные 80 тысяч считались косвенно задействованными работниками смежных служб и сферы туризма.
Выгоды от символической экономики не ограничиваются расходами туристов и зарплатными чеками. Развитие города как культурной столицы приводит к созданию качественных преимуществ для экономики услуг в целом. Культурные центры, где проводятся выставки и даются представления, подготавливают публичное пространство для дорогих магазинов и услуг. Располагаясь в центре, они нередко отбирают пространство у предприятий, использующих его для производства, старомодных или безвкусных развлечений, и адаптируют его под «достойные» развлечения, коммерческие и жилые зоны для профессионалов, управленцев и офисных служащих. Кроме того, культурные пространства во многих своих ипостасях повышают экономическую ценность коммерческой и жилой недвижимости. Если в Нью-Йорке XVIII – начала XIX века в культурном фоне района отражалась социальная принадлежность его обитателей, то в XX веке культурные пространства сами способны как возводить, так и разрушать барьеры между классами.
Рост цен на недвижимость вблизи учреждений культуры – совсем не новый феномен. Когда в конце XIX века были построены музей Метрополитен и Американский музей естественной истории, они зарезервировали ключевые точки доступа в Центральный парк и окружающие его районы для представителей высших слоев. Следующее поколение городских планировщиков и архитекторов, участники движения «Град прекрасный», созданного под влиянием Всемирной выставки в Чикаго, разработали более обстоятельные и подробные программы создания доминантных общественных зданий в городских районах, которые должны были привлечь инвестиции в дорогую недвижимость (Boyer 1983, 51–55). Примерно в то же время, но при меньшем участии деловых и политических верхов на Таймс-сквер был создан новый тип общественного пространства с варьете, драматическими театрами и зимними садами, где различные социальные слои смешивались практически до самозабвения (Taylor 1991). Влиятельные ньюйоркцы поняли, насколько важными могут стать учреждения даже низкопробной культуры для придания необходимого контекста строящимся объектам недвижимости.
Рокфеллеры хотели, чтобы Метрополитен-опера переехала в построенный в конце 1920-х годов Рокфеллер-центр. Это им не удалось; вместо оперы они построили Радио-сити-мюзик-холл, где и разместили танцевальную труппу Rockettes. Тридцать лет спустя стараниями «серого кардинала» Роберта Мозеса[30] на деньги федеральных фондов городской реконструкции Метрополитен-опера, Нью-Йоркская филармония, Университет Фордхэма, балетные и театральные труппы объединились в Линкольн-центре сценических искусств, который стал основным получателем финансовой поддержки Рокфеллеровского фонда.
В 1970-х годах образованный средний класс стал настаивать на использовании культуры для нормализации обстановки в городских районах. «Жизнь в лофте» подтверждает эффективность коалиции художников, владельцев домов из среднего класса и политических и социальных элит, которая расстроила планы основных игроков на рынке недвижимости, крупнейших банков (включая Рокфеллеров) и профсоюзов по сносу старых производственных зданий ради строительства многоэтажного жилого или коммерческого массива, скоростного шоссе или стадиона – знаковых для городского обновления объектов (Zukin 1989 [1982]). Архитектурное спасение таких лофт-районов, как СоХо и Трибека[31], привело к созданию базы для культурной экономики, а затем и к заметному коммерческому успеху. Пример этих районов показал, что места с историей и особым характером («достопримечательностями») в сочетании с концентрацией арт-пространств представляют собой не только эстетические ценности, но и потенциал для повышения цен на недвижимость и привлечения коммерческого строительства.
Можно возразить, что «спасение» районов СоХо и Трибека столкнуло экономические интересы деловой и политической элит с их же интересами коллекционеров и покровителей искусства. Впрочем, с самого момента основания в XIX веке «общественные» музеи всячески поддерживали элиты в их общественных, деловых и городских начинаниях. До сих пор учреждения высокой культуры предлагают превосходные возможности для налаживания связей. Их заседания советов директоров – это места встречи и обмена идеями, особенно по вопросам сотрудничества между государственным и частным секторами (о Луисвилле, штат Кентукки, см.:
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.