Культуры городов - [47]
Настаивать на несочетаемости «модернистской» экономики Норт-Адамса и «постмодернистской» символической экономики было бы излишним цинизмом. Успех нового проекта ММСИ – в следовании по центристскому пути, основанному на важности институциональной поддержки и учитывающему контекст программы. Официальное одобрение нового проекта ММСИ обозначает границы культурных стратегий редевелопмента. Такие простые факторы, как количество посетителей, политическая поддержка и местное своеобразие, могут представлять собой серьезные препятствия. Самоценность культуры неочевидна вне определенного социального и институционального контекста. Об этом легко позабыли во время головокружительного подъема художественного и финансового рынков 1980-х. В таких условиях концепции и впрямь могут становиться товаром, предметом купли-продажи: от рискованных облигаций до несозданных произведений искусства, от «искусства сделки» до торговли арт-объектами.
Основные параметры символической экономики – каким должно быть искусство, как его следует преподносить и кто будет его производить – должны дополняться учетом стратегических соображений чиновников от культуры и городских проектировщиков. Сопоставляя успешные музеи в Лоуэлле и Олд-Старбридж-Виллидже, штат Массачусетс, с проблематичным ММСИ, можно прийти к выводу о первостепенной важности выбора визуальной стратегии. Какая из визуальных стратегий лучше всего подходит данному региону и публике: панорамное историческое воссоздание или контекстуальная адаптация под новые нужды? Чья культура и чье ви́дение формирует характеристики местной идентичности? Проблемы, с которыми столкнулся ММСИ, особенно ярко высветили два ключевых вопроса развития и поддержания символической экономики: независимость видения, с одной стороны, и разнообразие культурного производства – с другой.
4. Высокая культура и дикий капитализм в Нью-Йорке
В отличие от Норт-Адамса в Нью-Йорке база для разнообразных учреждений культуры существует уже давно. Кроме того, экономика этого мегаполиса несравнимо сложнее и разнообразнее. Задолго до того, как удаленный уголок Беркширов обратился к культурной стратегии экономического развития, нью-йоркские мэры, ведущие бизнесмены и девелоперы всерьез обсуждали влияние культуры на городское развитие[28]. Уже в 1954 году «Нью-Йорк таймс» писала, что многие руководители корпораций предпочитают обосноваться в Нью-Йорке именно из-за наличия большого количества культурных заведений, включая «театры, оперу и ночные клубы». В конце 1950-х – начале 1960-х годов «материалы [в журналах Fortune и Business Week] описывали стиль жизни руководителей городских предприятий, необходимой составляющей которого были номера люкс в гостиницах, роскошные квартиры, закрытые клубы, превосходные рестораны, модные магазины и культурные развлечения» (Wallock 1988a, 46). При обсуждении плана Нью-Йорка 1969 года вопросы культуры уже считались первоочередными. Культура к тому моменту считалась не столько привилегией старых денег и новых организаций, сколько двигателем экономического роста. Влиятельные люди хотели, чтобы Нью-Йорк стал «американским», а в конечном итоге «мировым» центром символической экономики, фундаментом которой служили финансовый сектор, коммерческие услуги, строительство и недвижимость. Учреждения культуры и культурная индустрия могли сыграть в этом процессе значимую роль.
С 1970-х годов вера в то, что Нью-Йорк – это всемирная столица культуры, воспринималась как дарованный гадалкой оберег от любых проявлений экономического упадка. Признание экономической значимости культуры стало общим местом в речах разных представителей политического спектра. Выступая на конференции, посвященной вопросам расовой терпимости, организованной в 1993 году Департаментом культуры мэрии Нью-Йорка, заместитель мэра по планированию и развитию в либеральной администрации демократов вскользь упомянула культуру как объединяющую силу: «Роль, которую искусства играют в гуманизации города и укреплении его социальной ткани, может принимать разные формы». А акцент сделала на следующем:
Ключевая роль, которую сообщества людей искусства сыграли в оживлении многих районов, очевидна для всех горожан. Там, где живут и работают люди искусства, открываются новые рестораны, магазины и другие предприятия малого бизнеса, приносящие заметную пользу всем жителям этих районов. Кроме прочего, не стоит забывать, особенно когда уровень безработицы достигает ужасающих показателей, что культура Нью-Йорка – это индустрия, оборот которой составляет шесть миллиардов долларов(Tolerance as an Art Form [ «Терпимость как форма искусства»] 1993, 3; выделено в оригинале).
Примерно в то же время Мартин Сегал – бизнесмен и почетный председатель Линкольн-центра – выступил против предлагаемых Городским советом Нью-Йорка сокращений в финансировании культуры, заявив, что культура и искусства в Нью-Йорке – это «мегаиндустрия», ежегодный оборот который, «по самым скромным подсчетам», составляет 8 миллиардов долларов. «Предприятия, связанные с искусством и туризмом, – это одни из самых крупных налогоплательщиков, чьи прямые налоговые выплаты в городской, федеральный бюджеты, а также бюджет штата составляют 2,5 миллиарда долларов» (письмо в редакцию,
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.