Культуры городов - [46]
Серьезное искусство в сельской местности – это то, на чем уже многие годы держится туризм в Беркширском округе. Однако если концерты и спектакли в Тэнглвуде, Джекобс Пиллоу и на Уильямстаунском театральном фестивале когда-то и воспринимались как авангардные, сегодня это более или менее классика вперемешку с модернизмом середины XX века. Летом 1993 года шекспировская труппа, чьей летней резиденцией является поместье Маунт, играла как пьесы Шекспира, так и спектакли по рассказам Эдит Уортон. Бостонский симфонический оркестр закрыл сезон в Тэнглвуде концертом Бетховена, а на менее масштабном Фестивале современной музыки три студенческих оркестра сыграли ранние произведения Штокхаузена. На Джекобс Пиллоу были представлены труппы современного танца из Соединенных Штатов и Испании. Значительная часть зрителей этих мероприятий постарела вместе с ними. Сегодня их вероятнее всего больше интересуют работы Луизы Буржуа и Роберта Раушенберга, чем концептуализм с минимализмом.
Кроме того, музейный комплекс такого размера, как ММСИ, подразумевает необходимость решения неизбежных проблем, связанных с масштабом. Еще в начале проекта полный энтузиазма Кренс говорил в одном из интервью: «Мне кажется, немногие могут по-настоящему представить себе то почти осязаемое воодушевление, которое охватывает тебя при работе над проектом такого масштаба… Мы видим ММСИ как небольшой город… А что, если соединить наш комплекс с центром Норт-Адамса, с главными улицами, сделать его частью городка, частью большого города». В исследовании экономической целесообразности проекта в качестве примера интеграции музеев в ткань города приводится итальянская Флоренция (Massachusetts Museum of Contemporary Art 1989a, 4-14). Даже если с пониманием отнестись к подобным восторженным преувеличениям, нельзя обойти стороной следующий вопрос: может ли музей, как когда-то текстильная фабрика, затмить сам город?
Предложение построить крупный музей поднимает вполне определенный круг вопросов, касающийся удовлетворения интересов местной аудитории, установления визуальных связей с городом и понимания всего спектра задач, связанных с переводом промышленного города на рельсы символической экономики. Местные жители могут и не задаваться всеми этими вопросами. Профессор Государственного колледжа Норт-Адамса, изучающий фабричных рабочих, говорит в личной беседе: «Многие приходят на заседание городского совета и часами спорят, повысить ли стоимость наклеек для вывоза крупногабаритного мусора с шести долларов до семи или оставить как есть. А про ММСИ и его влияние на город и слова не проронят».
По той же причине чем больше музеи станут зависеть от государственной поддержки, тем выше вероятность того, что их деятельность будет подчинена стратегии экономического развития. Культуру в таком случае ценят главным образом за потенциал создания рабочих мест в сфере обслуживания, за возможности присоединения к сети гостиниц и ресторанов, за «пропускную способность» и привлечение платежеспособной публики.
Определенный конфликт есть и между экономическим переустройством и экономической ценностью частных коллекций искусства. В одном из интервью Кренс говорит: «Толковый коллекционер, видя, что ситуация развивается в правильном направлении, постарается вступить в дело». Таким образом, рыночное продвижение коллекции немногим отличается от продвижения музея, продвижения культуры в целом. «Вы видели революцию, которая произошла в Олимпийских играх после Лос-Анджелеса [1984]. Это называется рыночное продвижение Олимпийских игр… Если мы получим ММСИ и правильно распорядимся этим ресурсом, я совершенно уверен, что мы сможем обеспечить корпоративную поддержку и финансирование [на уровне Олимпийских игр]» (Johnson 1988, 98). Обозначившееся после 1990 года падение рынков искусства и недвижимости предостерегает публику от стремления поживиться за счет подобной синергии. Более того, общество могло устать от непременной коммерческой подоплеки расширения крупнейших музеев в 1980-х. Не исключено, что и маркетинговые стратегии музеев достигли своих пределов. Когда же речь идет о концептуальном искусстве, произведения которого зачастую так и остаются набросанными на бумаге тезисами, к экономическим выгодам от такого искусства общество вполне может отнестись со здоровым недоверием.
Успех музейного и туристического комплексов в Норт-Адамсе, безусловно, создаст напряжение между развитием туристической индустрии и качеством жизни в маленьком городе. В лучшем случае местным жителям придется мириться с такими социальными и экологическими раздражителями, как напряженное автомобильное движение. В худшем – цены на недвижимость взлетят настолько, что местные просто не смогут жить там по экономическим причинам.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Настоящая книга представляет собой интереснейший обзор развития инженерного искусства в истории западной цивилизации от истоков до двадцатого века. Авторы делают акцент на достижения, которые, по их мнению, являются наиболее важными и оказали наибольшее влияние на развитие человеческой цивилизации, приводя великолепные примеры шедевров творческой инженерной мысли. Это висячие сады Вавилона; строительство египетских пирамид и храмов; хитроумные механизмы Архимеда; сложнейшие конструкции трубопроводов и мостов; тоннелей, проложенных в горах и прорытых под водой; каналов; пароходов; локомотивов – словом, все то, что требует обширных технических знаний, опыта и смелости.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Книга посвящена истории польской диаспоры в Западной Сибири в один из переломных периодов истории страны. Автором проанализированы основные подходы к изучению польской диаспоры в Сибири. Работа представляет собой комплексное исследование истории польской диаспоры в Западной Сибири, основанное на материалах большого числа источников. Исследуются история миграций поляков в Сибирь, состав польской диаспоры и вклад поляков в развитие края. Особое внимание уделено вкладу поляков в развитие предпринимательства.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.
Внутри устоявшегося языка описания, которым пользуются современные урбанисты и социологи, сформировались определенные модели мышления о городе – иными словами, концептуализации. Сегодня понятия, составляющие их фундамент, и сами модели мышления переживают период смысловой «инфляции» и остро нуждаются в серьезной рефлексии. Эта книга о таких концептуализациях: об истории их возникновения и противостояния, о философских основаниях и попытках воплотить их в жизнь. В своем исследовании Виктор Вахштайн показывает, как идеи «локального сообщества», «городской повседневности», «территориального контроля», «общественного пространства» и «социальной сегрегации» закреплялись в языке социологов, архитекторов и планировщиков, как из категорий познания превращались в инструменты управления.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.