Культура и быт - [20]

Шрифт
Интервал

«Можно суверенностью сказать, что рабочее государство— по крайней мере, в тех пределах, в каких его оставляют в покое — есть организованная борьба за культурность и культуру (какую?), а следовательно, и за науку (нам нужную, конечно?), как важнейший из рычагов культуры… Вот почему я думаю, что, несмотря на всю нашу нынешнюю отсталость, нет ничего утопического в постановке основной нашей цели — создания новой, социалистической культуры».

Это «немножко» противоречит тому, что утверждал тов. Троцкий в своих выше цитированных статьях.

И не наиболее ли ярким показателем засорения научной мысли плевелами буржуазной культуры являются те положения академика И. П. Павлова, с которым в этом же письме полемизирует т. Троцкий?

А посмотрите, с какой удивительной тупостью посмеиваются над нами наши друзья, когда мы в работе нашей в области искусства ставим вопросы в плоскость подчинения художественного творчества научно осознанным приемам и методам и критикуем священную интуицию, «душевные переживания» и т. п.!

Быть может, с легкой руки тов. Троцкого, перестанут быть пугающими в наших устах и те добродетели, о которых ныне говорит т. Троцкий, а именно:

«Критика, активность, коллективное творчество».

За последнее время зачастую слова «творческая активность», «коллективное творчество», «критическое отношение к буржуазной культуре» и т. п. — вычеркивались из документов, долженствовавших лечь в основу всероссийской культработы. Это — факт.

Мы с глубоким удовлетворением встречаем хотя и запоздалую, но правильную постановку этих добродетелей т. Троцким, в надежде, что и прочие наши друзья последуют его примеру.

С. Третьяков

К уточнению терминологии

Цепь суждений т. Троцкого о пролетарской культуре определилась в следующих положениях:

— Культура есть развернутая и внутренне согласованная система знания и умения во всех областях материального и духовного творчества.

— Диктатура пролетариата не есть производственно-культурная организация нового общества, а революционно-боевой порядок для борьбы за него.

— В период диктатуры пролетариата разрушения занимают больше места, чем новое строительство.

— Наложение пролетариатом отпечатка на культуру не есть еще пролетарская культура.

— Период диктатуры пролетариата должен мыслиться кратковременным и за этот срок развернутая классовая культура не сможет быть построена.

А посему:

— Не надлежит ли, вместо пролетарской культуры, говорить о пролетарском культурничестве, т.-е. о процессе усвоения пролетариатом необходимейших элементов той культуры, которая уже есть?

Такое построение суждений вызвало на первый взгляд основательное подозрение, что обычная блестящая диалектика изменила т. Троцкому.

С одной стороны, не ясно — где кончается ученичество и усвоение старой культуры и где начинается новая? С другой — где разница между старой неподдельной и старой «окрашенной»? В третьих — как можно противопоставлять в плане культурного строительства разрушение созиданию и какое разрушение может быть названо «чистым» разрушением без созидания?

Одновременно т. Троцкий говорит о стиле, что он «выковывается пролетариатом». Стиль есть всегда спутник актуального культурного строительства, стиль есть своеобразная и согласованная система пропорций, совокупность характеристических черт, свидетельствующих о своеобразной стройке самой культуры. Стиль улавливается в плане сравнения и устойчивых отличительных признаков той или иной исторической системы, будет ли то свод здания или свод законов.

Говоря о быте, т. Троцкий, с одной стороны, рассматривает его, как статику общественных связей и обстановки, в которых реально действует индивидуум. Он находит возможным использовать социально-психологическую инерцию, поддерживающую ту или иную бытовую форму, подменяя новое социальное содержание (использование обрядовых форм церковных крестин, брака и т. п. для аналогичных празднеств в плане интересов пролетарского коллектива).

Но, в то же самое время, т. Троцкий говорит, что пролетарский быт должен стать явлением весьма неустойчивым, ибо новые целесообразные формы будут проламывать не успевшую окрепнуть кору быта.

И тут, думается нам, быт мыслится… то как формы общежития, опирающиеся на косную социальную инерцию, то как процесс становления повседневных организационных форм. И тут смешиваются точки зрения идеологическая и тактическая.

Исходя из своих предпосылок,-т. Троцкий приводит нас к тому, что пролетарской культуры быть не может.

Нам же думается, что и невязка и порождаемые выводами сомнения возникают в виду недостаточно внимательного пересмотра т. Троцким тех основных терминов, которыми он оперирует — культура, быт, стиль, искусство, творчество.

О культуре спорят много и горячо, но самый термин «культура» употребляется в самых разнообразных значениях. В определении т. Троцкого опасным местом является определение культуры, как системы, — притом, как системы развернутой. В этом определении не ощущается процесс изобретения и накопления, как раз характерный для всякой культуры. В этом определении культура берется в некоем статическом абстрагированном (система) разрезе, и понятно, почему культура в таком смысле (развернутая система) ощущается т. Троцким лишь к моменту сникания, к закату класса, ее создавшего.


Еще от автора Сергей Михайлович Третьяков
Чудо в пустыне

Последний из серии одесских футуристических альманахов. «Чудо в пустыне» представляет собой частью второе издание некоторых стихотворений, напечатанных в распроданных книгах («Шелковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало»), частью новые произведения В. Маяковского, С. Третьякова и В. Шершеневича.https://ruslit.traumlibrary.net.


Рекомендуем почитать
Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.