Культура и быт - [22]
Тов. Троцкий противополагает моменты разрушения (как антикультурные) моментам созидания, забывая, что, во-1-х, всякое созидание влечет за собою разрушение (разрыв прежних связей и замена их новыми). А, кроме того, вне голого паразитизма не может быть разрушения, как такового. Каждый «целесообразно» взорванный ж. — дор. мост во время гражданской войны был, в порядке выигрыша войны, очередной балкой моста, ведущего в социализм. Культурой разрушения без восстановления была именно буржуазная культура к концу своему. Только конторы и тресты, промышленные и государственные, знают твердо и отчетливо, что им надо, — а идеология и спецы от идеологии? Под напором класса-разоблачителя, они либо цинично сменяют свои вкрадчивые голоса святош на командные выкрики подручных этих самых контор, либо разлагаются в безвыходных противоречиях, находя весьма сомнительные пути к сохранению вечных ценностей и мерил, но уже не на земле, а в мире мистическом, потустороннем. Чувство оправданности культурного строительства обслуживаемого ими класса утеряно, и — безвозвратно. А в то же самое время, буржуазное разрушение, его война и военные бюджеты питают огромную материально-производительную отрасль военной промышленности и техники. Видимость созидательная — установка разрушительная. Буржуазная школа и внешкольное воспитание, создавая длительный и определенный нажим на социальную психику, если не разрушают, то жестоко тормозят рост классовых связей пролетариата. То, что оказывается разрушением для одного класса, есть созидание для его врага.
Все фетишизируется в буржуазном обществе, сама культура тоже поддается фетишизации. Возникает идея всечеловеческой, во всех своих участках ценной, культуры. Но пролетариат эту культуру может рассматривать лишь как строительный материал.
Но только класс-организатор, свободный от фетишей и предрассудков, взявший на себя миссию реорганизовать самую базу производственных отношений в человеческом обществе, не может не рассматривать все ранее созданные ценности лишь как строительный материал.
Для пролетариата не может быть ничего «святого», может быть только нужное или ненужное в ближайших или отдаленных целях. Его идеология не маскирует его технику распределения и регулирования производительных сил, а ее объясняет. И, если буржуазная культура характерна своей высокоразвитой технологией материалов, то культура пролетарская, диалектически принимая техническое буржуазное наследство, далее ставит ударение на своей пролетарской задаче — развертывании технологии социальной. Если в буржуазной культуре ценности ее накапливались органически и стихийно, а потому чрезвычайно длительно, то в пролетарскую эпоху они должны возникать с максимальным процентом предвидения и предварительного «заказа». Если буржуазная идеология мыслила культуру как нечто стихийно возникающее или в лучшем случае интуитивно творимое, то пролетарская культура целиком в рациональной классово-оправданной стройке. Вполне понятно, что в обществе, база которого по природе своей была стихийна, культура отлагалась также стихийно. Не потому ли и стройка этой культуры требовала многих веков, ибо на 90°/>0 она была процессом органическим. Чем сильнее в обществе социальная инерция, а не калькуляция, опирающаяся на учет, критику и изобретательность, тем, понятно, медленнее будет рост классовой оборудованности.
Если мы будем подходить к пролетариату, классу-организатору бесклассового общества, с требованием развернутой системы знаний-навыков, о которой по отношению к буржуазному обществу мы можем судить только сейчас, в эпоху предсмертных судорог капитализма; если мы будем требовать от этой системы законченного стиля (который констатируется всегда лишь ретроспективно), — то мы, конечно, развернутой системы сейчас не найдем. Ни музея, ни арсенала ценностей, охватывающих в единую, стилем отграниченную, систему период продвижения пролетариата — мы никогда и не будем иметь, ибо всегда должны будем различать две стороны вопроса — историческую оценку этапов продвижения класса, во-первых, а во-вторых — уровень материальной и духовной оборудованности класса в каждый данный момент.
Если мыслить культуру как социально-производственную тенденцию класса и состояние средств по ее осуществлению, — то она на-лицо с первого момента осознания себя пролетариатом, как класса. Явления же классовой культуры будут— и профессиональное, и партийное движение пролетариата. Если даже условия, благодаря которым облегчилось взятие пролетариатом власти, в значительной мере лежат вне его культуры, в движениях социально-стихийных, — то совокупность усилий, которыми он эту власть удерживает, осуществляет и расширяет — это уже область пролетарской культуры в том диалектическом разрезе, который вкратце формулируется словами: «культура это то, чем силен класс».
С этой точки зрения, не только такое всецело новое явление, как советская система, но и организация промышленности, система образования, классовая юрисдикция, Красная Армия и целый ряд других явлений — целиком окажутся определенными звеньями пролетарской культуры, в конечном счете выковывающей последнего четкого классового человека, воинствующего пролетария, диалектически врастающего в бесклассового работника земкоммуны. Недоразумения, порожденные выводами т. Троцкого, в значительной мере объясняются, по-нашему, тем, что он не пересмотрел содержания термина «культура» и взял его в статическом и ретроспективном разрезе. Вот почему ему пришлось вводить «культурничество», как усвоение отобранных и проверенных в смысле классовой полезности знаний и приемов, выработанных буржуазной культурой, забывая, что самый-то процесс отбора и все организационные формы, этот отбор обеспечивающие, а равно и все творчество новых форм — лежат, конечно, в плане не культурничества, а культуры.
Последний из серии одесских футуристических альманахов. «Чудо в пустыне» представляет собой частью второе издание некоторых стихотворений, напечатанных в распроданных книгах («Шелковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало»), частью новые произведения В. Маяковского, С. Третьякова и В. Шершеневича.https://ruslit.traumlibrary.net.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.