Культура и быт - [23]
В нарастании культуры, как состояния классовой организационной оборудованности, различаемы следующие этапы:
1. Изобретение новой формы (знание, вещь, организационный принцип, метод действия).
2. Усвоение этой формы человеческим сознанием, — так сказать, пуск этой форму в работу. На этой стадии усваиваемая форма резко ощутима, и пользование ею затруднено, так много энергии уходит на преодоление препятствующих факторов.
3. Форма социально усвоена. Пользование ею автоматизировалось. Она применяется по инерции, зачастую рефлекторно. Вот это-то отложение в бытии и сознании повседневно пользуемых элементов культуры, этот устоявшийся продукт социального отбора — назовем бытом[3].
Наиболее устойчиво, а потому и наиболее выразительно (стиль) быт отлагается в коллективах с устойчивыми и однородными хозяйственными условиями, притом способных развить наибольшую социальную инерцию.
Таким образом, отличительными чертами быта будут:
1) Автоматизированность, инертность его явлений, в силу их частой повторяемости.
2) Социальная отгороженность и психологическая однородность коллектива, в котором отлагается быт, переходя из поколения в поколение.
Вот почему мы с большей легкостью говорим о быте мелких социальных групп кочевников, звероловов, землепашцев, кустарей, торговцев, чем о быте нации, государства и, наконец, класса. Чтобы быт сложился, необходимо, чтобы коллектив, в котором он отлагается, отличался большою устойчивостью связей и сознание членов этого коллектива было бы подчинено традиции.
Там, где фетишизм былого опыта господствует — отлагается и наиболее прочный быт. Фетишизируя вещи, навыки, приемы, обрядности, сознание сохраняет их, хотя бы была нарушена связь между социальной потребностью и той или иной бытовой формой. Даже, когда социальные потребности диктуют современное изменение навыков, приемов и обстановки — этот бытовой уклад ощущается, как могучий реакционный фактор, и нужны революции, чтобы его сломать. Быт — существующий не потому, что таких именно форм требует учет действительности и методы стройки этой действительности, а исключительно в силу инерции, в силу освящения авторитетом времени и социальной среды, представляет собою реакционнейший фетиш. Для диалектики живой действительности такой быт является глыбой, которую даже революциям не сразу удается взорвать, так он живуч в своей косности. Отложившиеся в сознании привычки, вкусы, взгляды, — одним словом, вся психология быта — тормозят введение новых организационных форм, диктуемых эволюцией и перемещением центров тяжести производственных взаимоотношений.
Сознание, созданное бытом, в свою очередь, становится фактором, отрицательно давящим на бытие. Сознание в этом случае пытается определять собою бытие. И, наоборот, если мы имели непрекращающееся изобретение наиболее совершенных форм, в которых человек располагает всю цепь своих повседневных дел, если эти формы строятся в строгом соответствии с производственной тенденцией, то мы имеем быт, утерявший свой косный элемент и усвоивший элемент становления, — имеем диалектически ощущаемое и строимое бытие. Класс-строитель, пролетариат, устанавливая новые общественно-экономические связи на основании строгого учета действительности, ища материалы и формы по всему горизонту пройденной человечеством истории и расценивая их с точки зрения классовой целесообразности, но отнюдь не фетишизированной традиции, — с таким же учетом должен подойти и к быту. И, если в предшествующие эпохи быт был укладом не только материальным, но и психологическим, если в быту накапливались в порядке традиции культурные установки и с особенной легкостью и прочностью оседали навыки, лежащие за пределами чисто производственной деятельности (воспроизводство — семья, авторитарные связи — религия, условные формы человеческого общения — обряды) и, наконец, если быт вне зависимости от целесообразности образующих его элементов ценился именно в меру своей прочности, инертности, нерушимости, то — в новом бытии, строимом пролетариатом —
1) Будет все сокращаться сфера бессознательного оседания форм.
2) Высокая экономизирующая роль автоматизации (социальных рефлексов) будет учтена; автоматизация форм, где надо, будет культивироваться, но с тем, однако, чтобы врастание привычек в сознание не тормозило замены этих привычек новыми, если таковые окажутся в новых условиях нецелесообразными.
Сам т. Троцкий оговаривается в своей статье, что в эпоху пролетарской диктатуры кору быта поминутно будут проламывать новые приемы и навыки. Это проламывание неизбежно должно будет стать перманентным. И, если это проламывание будет сознательно диктоваться, если быт будет взят в обработку и коре противопоставлена проламывающая ее новая, подвижная, более совершенная организационная форма, — то не является ли определенным фактом пролетарской культуры самый такой подход к быту, взятие его в сознательную переделку, — подход, которого не знали предшествующие нам эпохи?
Итак, для нас культура — строительство пролетарской боеспособности. В этом случае философия культуры (абстрактно-ретроспективная система оценок) сменяется
Последний из серии одесских футуристических альманахов. «Чудо в пустыне» представляет собой частью второе издание некоторых стихотворений, напечатанных в распроданных книгах («Шелковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало»), частью новые произведения В. Маяковского, С. Третьякова и В. Шершеневича.https://ruslit.traumlibrary.net.
Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.
Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.
В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.
Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.
Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.
«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.