Культура и быт - [12]
Там, где быт класса застывает в неподвижный костяк, класс не вырабатывает и своей культуры.
В формах быта откристаллизовывается, концентрируется творческая энергия класса; класс, творящий новую культуру, создает и наиболее пластичные формы быта.
Моделью для быта служат производственные отношения класса-они прямо или косвенно переносятся в отношении быта.
Уже в самом начале своего развития, буржуазия, благодаря своей экономической силе, становится потенциально господствующим классом, а однородность ее эксплоататорской роли со старым господствующим классом, принципиально одинаковое отношение к собственности — сближают ее с дворянством.
Она становится организаторским классом, на место старого, на той же принципиально-однородной основе — частной собственности на средства производства. Только люди перестают включаться в категорию средств производства, находящихся в частном владении.
Производственная роль наиболее передовой, энергичной и жизнеспособной части дворянства, вовлеченной в денежный оборот, делается похожей на производственную роль буржуазии.
Основные производственные отношения образующейся промышленной буржуазии — это авторитарная власть в производстве, конкуренция на рынке, частная собственность на средства производства.
В быту они отражаются в авторитарности семейного уклада, индивидуализме, замкнутости отдельных ячеек и групп, в конкуренции богатств в быту.
Авторитарность требует внешних отличий, привилегированное положение — внешних выражений экономической силы класса.
Быт подчиняется этим требованиям и уподобляется быту дворянства.
Все эти причины замедляют культурное творчество нового класса; быт, в связи с ассимиляцией старого класса новыми производственными отношениями, делается консервативным, выработка новых культурных форм приобретает медленный, постепенный характер.
Это не мешает, конечно, все-таки признавать темп развития буржуазного общества, по сравнению с прошлыми формациями, революционным, особенно в области техники. Замедление здесь относительное.
Уже в этот период начинается постепенный отрыв от производства буржуазии. Непосредственно организаторская ее роль заменяется контролирующей. Развитие культуры становится специальностью хорошо оплачиваемой интеллигенции.
Сам класс в целом перестает создавать новые культурные формы.
Вероятно, это — тоже одна из причин замедления темпа развития буржуазной культуры.
Об объективных факторах, лежащих в самой капиталистической структуре, препятствующих быстроте развития производительных сил, мы только упомянем, как о совершенно общеизвестных фактах, так же, как и об узко-классовых интересах, ставящих предел развитию производительных сил.
Бытовые формы рабочего класса в буржуазном обществе, наоборот, не только не сводимы к быту господствующих классов, не только объективно не способны их ассимилировать (несмотря на попытки этого, особенно в ранний период развития), но объективный исторический процесс, в связи с накоплением капитала и концентрацией производства, делает их все более противоположными бытовым формам господствующих классов.
Быт рабочего класса принужден развиваться на принципиально иных связях, чем быт буржуазии.
Сознательно-товарищеское сотрудничество — вот форма социальной связи, которая характерна для рабочего класса, которая развивается в его среде, вытесняя иные отношения, — та форма, в которую он преобразует все общество.
Эта связь одинакова в производстве и в быту, во всех социальных отношениях рабочего класса; она стоит в непримиримом противоречии к бытовым формам других классов и представляет главнейшее средство сохранения жизнеспособности пролетариата.
Сознательно-товарищеская организация рабочего класса в настоящем и социалистическая организация всего общества в будущем — это разные моменты одного и того же процесса, разные ступени одного и того же явления.
Быт рабочего класса отображает производственные отношения, как ни у какого другого класса.
Потенциальная способность к творчеству и развитию этой формы быта — колоссальна.
Привычка к коллективным действиям удесятеряет силы рабочего класса, по сравнению с другими классами.
Объективная безнадежность стать человеком в цепях старого мира, постоянное сопротивление гнету, активность в борьбе, ненависть к старому, в соединении с пластичными формами быта — это огромное социальное преимущество пролетариата, по сравнению с буржуазией, в отношении творчества новой культуры.
Наконец, рабочий класс объективно принужден, как класс в целом, создавать сам новые формы жизни. Ему некому передать их созидание.
Только в меру его собственной активности с ним будет сотрудничать интеллигенция и сама делаться активным строителем.
Сам связанный с производством, пролетариат вовлекает в производительный труд все прежние общественные классы.
Если сопоставить вместе все эти факторы, то выходит, что «острая потребность овладеть культурой» у рабочего класса подкрепляется таким его духовным и бытовым оборудованием, что критически-творческое овладение культурным наследством старого мира пойдет революционным темпом, даже по сравнению с темпом развития буржуазного общества. Для этого нужно, чтобы рабочий класс избавился от гнетущей его постоянной заботы о куске хлеба, чтобы его материальное положение не падало до той предельной границы, ниже которой парализуется всякая активность и энергия класса. Тогда быстро отомрут гнилые, реакционно-мещанские элементы его быта, и товарищеская связь станет преобладающей силой его дальнейшего развития. С этого момента начинается активная перестройка быта, он приобретает «высшую динамичность».
Последний из серии одесских футуристических альманахов. «Чудо в пустыне» представляет собой частью второе издание некоторых стихотворений, напечатанных в распроданных книгах («Шелковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало»), частью новые произведения В. Маяковского, С. Третьякова и В. Шершеневича.https://ruslit.traumlibrary.net.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».
Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».
В статье анализируется феномен коллективного сексуального насилия, ярко проявившийся за последние несколько лет в Германии в связи наплывом беженцев и мигрантов. В поисках объяснения этого феномена как экспорта гендеризованных форм насилия автор исследует его истоки в форме вторичного анализа данных мониторинга, отслеживая эскалацию и разрывы в практике применения сексуализированного насилия, сопряженного с политической борьбой во время двух египетских революций. Интерсекциональность гендера, этничности, социальных проблем и кризиса власти, рассмотренные в ряде исследований в режиме мониторинга, свидетельствуют о привнесении политических значений в сексуализированное насилие или об инструментализации сексуального насилия политическими силами в борьбе за власть.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.