Куликовская битва. Запечатленная память - [66]
Порой, наряду с традиционными представлениями о силах, правящих миром, и о конкретных событиях, миниатюры отражают круг чтения художников.
Так, в сцене переправы через Дон кроме перечисленных в литературном повествовании князей, плывущих вместе в воинами в одних лодках, показаны еще два «кормщика» в отдельной ладье. Эти двое в княжеских шапках, занимающие центр композиции, как бы сопровождают русское войско. Не исключено, что в образах гребцов предстают перед нами князья Борис и Глеб. Они, по словам «Сказания…», «путь же ему поведают» на Куликово поле. И во время самой битвы они называются в числе «помощников на неверных». Упоминания о Борисе и Глебе содержатся и в «Житии Александра Невского» — одном из источников «Сказания…»[725]. Здесь они оказывают помощь Александру Невскому. Накануне Невской битвы их «видит» плывущими в лодке стоявший на стороже Пелгусий Ижорянин и «слышит» их голоса: «И рече Борис: брате Глебе! Вели грести, да поможемь сроднику своему, князю Александру.»[726]. Как и в «Житии Александра Невского», Борис и Глеб «видятся» миниатюристу в виде гребцов, направляющими «нового Александра», как в «Сказании о Мамаевом побоище» иногда именуется Дмитрий Иванович, на защиту своего Отечества.
Характер своеобразной эмблемы Куликовской битвы имеет миниатюра, посвященная поединку Александра Пересвета и Темир-Мурзы (Челубея). Поединок олицетворяет схватку двух сил — добра и зла: на одной стороне физическая мощь, подчеркнутая более крупными размерами ордынца («печенега»), на другой — самоотверженность, сила духа. Так показана схватка в Лондонском списке, лучше других сохранившем черты оригинала. Русский воин вонзает свое копье прямо в лицо противнику.
Стремление к открытой борьбе с подлым врагом типично для эпохи Куликовской битвы. В сражении на Воже-реке в 1378 г. великий князь, по словам летописи, «удари в лице» войску мурзы Бегича[727]. Согласно «Сказанию…» и во время Куликовской битвы Дмитрий Иванович стремится встретиться лицом к лицу с полчищами Мамая: «… прежде сам ис полку своего битися»[728]. По всей вероятности, стремление драться лицом к лицу, в лоб, или, как отмечают иногда фольклорные памятники, «в матицу» (основная несущая балка деревянного перекрытия в жилище) соответствовало традиционным народным представлениям[729].
Образчик позднейшего осмысления поединка представляет Лицевой свод. В нем монашеский хитон заменяет Александру Пересвету кольчугу, а островерхий куколь — шлем воина. Только копье в его руках выдает причастность монаха к военному делу. В этой миниатюре сраженный инок оказывается поверх своего противника. Никаких пояснений на этот счет иллюстрируемый текст не содержит, зато в других списках (так называемой распространенной редакции) такое положение тел расценивается как знак грядущей победы: «И ту не возмогша ни един от единаго востати от земли, но вкупе умроша, токмо Пересвет цел есть, нигде язвы не приим. И от сего мнози уразумеша — верху великого князя быти над татары, еже последи и быстъ [курсив наш. — В. Ч.]»[730].
В рисунках поединка прослеживаются и фольклорные мотивы. У Александра Пересвета в некоторых списках место щита занимает книга. Каково ее назначение, сказать со всей определенностью трудно. Быть может, она нужна Пересвету для того же, для чего служит книга богатырю Пересчету — одному из героев былины «Илья Муромец и Батай»: по ней богатырь определял час битвы[731].
На редкость единодушно трактуется сражение на Куликовом поле во всех списках «Сказания…», а также в списке «Жития Сергия Радонежского». Причина этого не в точности копирования оригинала «Сказания…», скорее наоборот, к иллюстрированию битвы художники подошли более раскованно, творчески. В миниатюрах подчеркивается необычайная теснота на поле боя, упорство обеих сторон в стремлении к победе, огромное число жертв, усеявших поле Куликово. Художники не скупятся на страшные подробности, в изобилии изображая залитые кровью рассеченные на части тела, обрубленные руки, ноги, головы и чуть ли не буквально перенося на бумагу слова «Задонщины»: «… трупу человечью борз конь не может скочити, в крови по колено бродят». Тема героического в миниатюрах тесно сопряжена с трагическим. Благодаря этому и достигается впечатляющее эмоциональное звучание в финале истории о «Мамаевом побоище», представленной «в лицах».
Заключение
Жизнь и память… Применительно к человеку эти понятия имеют разную временную протяженность. То же самое можно сказать и об исторических событиях. Об одних забывают сразу же и навсегда, к другим долго готовятся, долго ими живут и долго о них помнят. Не было в русской истории другого такого события, как Куликовская битва. Ее ждали на Руси с надеждой полтора столетия после первых сокрушительных поражений. Ею жили более двух веков, пока обладали реальной силой наследники Золотой Орды. Память о ней жива и сейчас.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.