Куликовская битва. Запечатленная память - [64]
Рисунки Успенского собора далеко не однородны. Казалось бы, они не дают четкого представления об особенности его архитектурной композиции: церковные здания в одних и тех же рукописях то одноглавые, то пятиглавые. Последние бесспорно напоминают Успенский собор, выстроенный в 1479 г. Но сначала идут обычно одноглавые постройки с двумя-тремя придельными церковками. Таким главный московский храм был до 1479 г., когда обветшавшее сооружение времен Ивана Калиты было разобрано. Вместе с ним были разобраны и его приделы с престолами Дмитрия Солунского, апостола Петра и «Похвалы Богоматери».
Также одноглавым с приделом показан и Архангельский собор во всех лицевых списках «Сказания…» за исключением Лицевого летописного свода, где он пятиглавый и часто украшен характерным декором — венецианскими «раковинами». Пятиглавое большое здание, заложенное в 1505 г. венецианским зодчим Алевизом Новым, сменило прежнее одноглавое, стоявшее на этом месте с 1333 г. Храм-некрополь, который перед испытаниями 1380 г. посетили будущие герои Куликовской битвы, некоторое время спустя стал усыпальницей Дмитрия Донского (1389) и Владимира Храброго (1410). Их надгробья и сейчас находятся в юго-западной части храма.
С собором Троице-Сергиева монастыря миниатюристы знакомят читателей по такому же принципу, как и с кремлевским Успенским собором: в первом случае он одноглавый, во втором — одноглавый с приделом[708]. Важно отметить, что придел к белокаменной церкви начала XV в., на которую, вероятно, и ориентировались художники, был пристроен только в 1548 г.[709]
Совершенно очевидно стремление миниатюристов сделать образы памятников узнаваемыми. Этим и можно объяснить «дополнения» или изменения прежнего облика сооружений, взятых ими из лицевого «Сказания…», составленного в то время, когда еще стояли прежние Успенский и Архангельский соборы.
Из гражданских построек наиболее последовательно воспроизводится двухэтажная набережная палата с ярко расцвеченным верхним этажом — теремком. Отсюда из «златоверхого» своего терема, из сеней, «седошо о рундуце [на сундуке] под стекляным оконцем» великая княгиня Евдокия и ее близкие смотрели вслед удалявшемуся к горизонту русскому войску. Одно из изображений набережных теремов в так называемом Лондонском списке (назван так по месту хранения в Лондонском Британском музее) особенно экзотично. Здесь они напоминают сказочный городок, составленный из множества клетей[710]. Подобный внешний вид терема имели до 1487 г., когда южный фасад княжеского двора оформила вытянутая каменная палата[711], существенно изменившая облик этого комплекса.
Лондонский список XVII в. наиболее последовательно повторяет рисунки оригинала XV столетия[712]. Поэтому здесь и Успенский и Архангельский соборы только одноглавые, Троицкий собор не имеет придела. Только в данной живописной версии встречается собор Андроникова монастыря. И хотя в тексте его название не сообщается, миниатюрист верно определяет посвящение храма, изображая на фасаде образ Спаса[713].
Последним городом на пути воинства, шедшего на Куликово поле, была Коломна. Ее значение как крепости подчеркивается в рисунках обозначением крепостных сооружений с выведенной на первом плане проездной башней. В Лицевом своде, где уже предпринимаются попытки создания единой среды, за городскими стенами поднимаются три главных собора. Трехглавый он и в других списках. В некоторых из них верхняя часть Успенского собора в Коломне имеет довольно сложную конструкцию. Эта особенность памятника, связанного с Куликовской битвой, довольно устойчиво прослеживается в Лицевом летописном своде XVI в. Здесь же, в миниатюре, предваряющей рассказ о «Донском бое», — самые яркие черты этого храма[714], полностью совпадающие с описанием антиохийского путешественника Павла Алеппского, сделанным столетие спустя после создания Свода: «Три купола, снизу приподнятых… в каждой из четырех стен церкви есть нечто вроде трех арок, над которыми другие поменьше, потом еще меньше, потом еще меньше кругом купола — очень красивое устройство»[715]. Даже если Коломенский собор Успения Богоматери был полностью перестроен в XVI в., как считают в последнее время историки архитектуры[716], он, судя по описанию и изображениям, в общих чертах сохранил композиционные особенности раннемосковского зодчества.
Образы архитектурных памятников в иллюстрациях «Сказания о Мамаевом побоище» — основной показатель места происходящих событий. Своеобразие архитектурных форм помогает правильно датировать как оригинал «повести в рисунках», так и последующие обращения к ней копиистов.
Если отвечая на вопрос, где происходит событие, миниатюрист способен только как-то подтвердить текст, то для ответа на другой вопрос, как это было, ему необходимо показать свое понимание происходящего. Здесь уже должна раскрыться трактовка Донского похода, которая отражала бы взгляды широких народных кругов в период активного бытования литературных текстов о «Мамаевом побоище».
