Куликовская битва. Запечатленная память - [63]
Лицевые списки «Сказания…»писцы и художники создавали для памяти, как о великой битве, так и о себе, по заказам частных лиц, монастырских библиотек и для продажи. Этим объясняется разнообразный характер оформления рукописей — тщательность отделки одних экземпляров и спешная грубоватость других, включение «Сказания…» в сборники произведений, летописей или изготовление в виде отдельной книжки.
Необычайной популярностью иллюстрированной «истории о Куликовской битве» объясняется ее многократная переписка и перерисовка на протяжении многих столетий. Ведь появившееся в XV в. лицевое «Сказание…» воспроизводилось затем до конца XIX столетия, в разной степени сохраняя особенности той самой первой серии миниатюр о Мамаевом побоище и последующей трактовке этой темы копиистами.
В настоящее время науке известны только девять списков такого рода[700]. Да и большинство сохранившихся несут на себе следы постоянного многолетнего использования: их пытливо рассматривало не одно поколение взрослых и детей, оставлявших на листах свои пометки и даже пририсовки, по ним изучали историю выходцы из разных социальных слоев. Известно, например, что по лицевому «Сказанию…» узнавал о подвигах Дмитрия Донского и его соратников Петр Великий[701]. Рукописи, затертые до дыр, переписывались, а от старых, как правило, избавлялись. Так происходило в ХVI — ХVII вв.
С наступлением Нового времени и укоренением иных подходов к «старине» и европейских вкусов, среда бытования средневековых памятников резко сужается. Их копирование, в том числе и лицевых повестей о Куликовской битве, продолжается преимущественно в кругу старообрядцев. Все эти обстоятельства в какой-то мере объясняют, почему так мало иллюстрированных экземпляров «Сказания…» известно сейчас научной общественности.
Самый древний список входит в состав колоссального по объему Лицевого летописного свода XVI в. и включает 180 миниатюр (что в два раза больше, чем в любом другом лицевом списке)[702]. Вместе с тем он имеет наиболее сложную многослойную композицию, невероятно плотно насыщенную информацией: в духе традиций XVI столетия художники Лицевого свода переводили в изображение едва ли не каждое слово текста. В остальных позднейших списках неожиданно угадывается еще более древнее изобразительное ядро[703], восходящее к общему для них оригиналу, на что в первую очередь указывает «фризовая», т. е. вытянутая по горизонтали, композиция, типичная для искусства XV в.[704]
Общую картину художественного осмысления Мамаева побоища и его времени дополняют отдельные миниатюры «Жития Сергия Радонежского» (конца XVI–XVII в.)[705] и миниатюры, отражающие соответствующий период в Лицевом летописном своде XVI в.[706]
Из всех объектов историко-географической среды, связанной с Куликовской битвой, наибольшим вниманием миниатюристов пользуются архитектурные сооружения. Их облик способен подсказать читателю, какая местность показана в том или ином изображении, если, конечно, эти постройки известны художникам. Впрочем, проверить это не составляет большой трудности, ведь данные памятники называет текст, сопровождающий миниатюру. Здесь обозначена застройка Москвы, Коломны, Троице-Сергиева и Андроникова монастырей.
Крепостные стены Московского Кремля лишь иногда удостаиваются быть изображенными на страницах «Сказания…». Причина тому-текст, который сообщает о крепостных сооружениях крайне редко. А без специального текстуального указания художники, как правило, не проявляют инициативу. Эти рисунки — едва ли не самые древние из тех, на которых запечатлен Кремль, если принять во внимание датировку архетипа «Сказания…». Впрочем, такие же слова можно повторить почти о каждом памятнике. Городские башни венчают низкие шатры, совсем не такие, какие появились над стрельницами в XVII столетии. Примерно так же воспроизводятся крепостные укрепления Москвы в Лицевом летописном своде XVI в. Но здесь уже прослеживается попытка обозначить не только отдельные башни, но и части ансамбля. Используемая миниатюристами XVI в. точка зрения, позволяет как бы с птичьего полета охватить взглядом не одно, а сразу несколько зданий. Показывая выход русских войск на Куликово поле из Кремля, художники правильно располагают названные в сопроводительном тексте Никольскую, Фроловскую (Спасскую) и Тимофеевскую (Константине-Еленинскую) стрельницы[707].
Рассказ о посещении князьями Дмитрием Ивановичем и Владимиром Андреевичем перед выходом войск из Москвы прославленных соборов, вызывает необходимость изобразить кафедральный Успенский и Архангельский храмы. Здесь руководители военного похода поклоняются наиболее чтимым иконам «Спаса…» и «Богоматери Владимирской», мощам «покровителя» Москвы митрополита Петра, а также гробам своих предков — князей «московского дома».
