Куликовская битва. Запечатленная память - [59]

Шрифт
Интервал

. Царское воинство, сравниваемое с поднимающейся «грозной тучей», неисчислимо — ему нет «конца-краю»[658]… Татарская сила производит страшный шум:

Как от покрику от человечьего,
Как от ржанья лошадиного
Унывает сердце человеческо[659].

Подобное описание татарской осады Киева встречается в Ипатьевской летописи под 1240 г.: «Приде Батый Киеву в силе тяжьце многомь множьствомь силы своей и окружи град… и не бе слышати от гласа скрипания телег его множества ревения вельблуд его и рьжания от гласа стад конь его…»[660]. Ассоциации с действительностью вызывают и угрозы врага разорить и сжечь город, осквернить церкви (взять под конюшни) и иконы (втоптать в грязь), поголовно уничтожить все население, включая детей и стариков.

Предводителю татарского воинства — «царю» — противостоит не столько сам князь, сколько богатыри. От их готовности к битве зависит ее успех. Князь же, ощущая свою беспомощность, уже готов «без кровопролития напрасного» сдать город (страну)[661].

Серьезным препятствием на пути татар, согласно некоторым вариантам, должна стать белокаменная крепость. К ее созданию призывают бояре: «Стену надо делать белокаменну…»[662]. В другой былине есть и описание белокаменного Кремля:

И пришли оне ко стене белокаменной,
Крепка стена белокаменна,
Вороты у города железный,
Крюки-засовы все медные[663].

Это описание созвучно литературному из «Повести о нашествии Тохтамыша»: «… не устрашаемся нахожениа поганых татар…, еже суть стены камены и врата железна…»[664]. Похоже, что образ белокаменного града навеян в былине московской крепостью Дмитрия Донского, которая была в эпоху Куликовской битвы олицетворением прочности.

Богатыри не остаются в городе и не занимаются его укреплением. Их место — в «чистом поле», где «гуляют» они в ожидании врага. Здесь в решающей битве богатыри одерживают полную победу. Но путь к победе в разных былинах имеет свои особенности.

Неожиданным финалом удивляет былина «Камское побоище», иногда называемая «Мамаево (или Маево) побоище». Впрочем, исследователи русского фольклора склонны видеть в песне под этим названием не отдельное произведение, а только новое окончание былин об отражении татар. В «Камском побоище» богатыри, уже одержавшие победу над татарами, начинают бахвалиться своей силой, из-за чего изрубленные враги оживают и множатся. Победить мертвых оказывается не под силу русскому богатырству. Богатыри терпят поражение, гибнут, окаменевают[665]. В одной из версий Илья Муромец, не видя другой возможности защищаться от мертвецов, обращается с молитвой к Богу. Только тогда попадала «сила поганая», а богатыри, вместо того чтобы возвращаться в город, расходятся по монастырям. «С того времени будто же все богатыри повывелись…» — эта точка зрения, отразившаяся в некоторых вариантах «Камского побоища», а также ряда былин, имеющих другое название («Илья и Калин», «Илья, Самсон и Калин», «Илья, Ермак и Калин», «Василий Игнатьевич и Батыга»), но аналогичное содержание, была распространена довольно широко[666].

Уже в самом названии былины можно увидеть намек на Калкскую битву. На позднее происхождение сюжета указывает и определяющая роль в исходе битвы христианского Бога. Как влияние новых исторических условий расценивается отношение к «гордыне» человека, пусть даже богатыря. Вспомним о том, как «наказывались» гордыня и бахвальство на Руси во второй половине XIV — первой половине XV в. Терпят поражение в битве при Скорнишове рязанцы, собиравшиеся вязать москвичей веревками, а не победить силой оружия. Мамай (по «Сказанию о Мамаевом побоище») хвалится покорить Москву, но выполнить обещанное не в состоянии. Также несостоятельной подается летописцем похвальба Саид-Ахмеда, угрожавшего русским землям в середине XV в.

Показателен и тезис об уходе богатырей в монастыри. Он носит отнюдь не традиционный былинный характер, как и прочие объяснения конца богатырства. Ведь именно богатыри-победители являются главными героями былин. Так, вместе с угасанием былин терял свою привлекательность образ богатыря, наделенного сверхчеловеческими возможностями. Сила нового героя не физическая, а духовная. Возможно, эту мысль и хотели отметить сочинители поздней былинной версии, отправляя богатырей в монастыри. Версию о гибели богатырей как достоверный факт принимали в эпоху Куликовской битвы: ее включили в первой половине XV в. в Ростовскую летопись, а затем и в общерусские летописи и приурочили к Калкской битве 1223 г.[667]

Гораздо сложнее увидеть в былинах следы Батыева разорения — тема полного поражения чужда самому былинному жанру. Правда, былина о Добрыне и Василии Казимировиче рассказывает о зависимости Руси от татарского предводителя (царя, короля) Батыя (или Батея, Батыря, Бутеяна, Абатуя и т. д.). Речь в ней идет об уплате дани Батыю за двенадцать лет. И хотя о реальных размерах дани судить по повествованию невозможно, поскольку называемые здесь числа носят символический характер, разных мнений быть не может — сумма невероятно велика: «сорок тысяч чиста серебра», «сорок тысяч красна золота», «сорок тысяч скатна жемчуга», «сорок сороков черных соболей»…


Рекомендуем почитать
Неизвестная крепость Российской Империи

Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.


Подводная война на Балтике. 1939-1945

Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.


Тоётоми Хидэёси

Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.


История международных отношений и внешней политики СССР (1870-1957 гг.)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы о старых книгах

Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».


Страдающий бог в религиях древнего мира

В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.