Куликовская битва. Запечатленная память - [30]
Услышав о поражении под Волоком, великий хан, «чая на себя наезда», со свойственной ему скоростью «отъиде». На обратном пути предусмотрительный Тохтамыш взял Коломну[389], которая наряду с Серпуховым должна была «запирать» южные «ворота на Русь».
Таким образом, поход Тохтамыша сильно ослабил границы московских владений, разгромив Серпухов и Коломну и внеся раздор в отношения между русскими князьями. И хотя многие города лежали в руинах, значительная часть московского войска была сохранена. Русь оставалась большой силой, способной продолжать борьбу за национальное освобождение.
От нашествия до нашествия
Задачи активной обороны от золотоордынского насилия, выдвинутые эпохой Куликовской битвы, требовали укрепления южных и юго-восточных рубежей Руси. Не случайно главные политические устремления Москвы были обращены в сторону Нижнего Новгорода и Рязани. Немаловажная роль отводилась оборонительной линии на Оке, главными «крепостными башнями» которой были города Коломна и Серпухов. Однако уже после событий 1377 г. на реке Пьяна из пунктов стратегической обороны выпал Нижний Новгород. Зато значительно укрепился южный участок оборонительного пояса. В Серпухове была построена новая крепость, а сам город и окрестные места густо заселены на льготных условиях переселенцами[390].
Еще больше укрепились южные рубежи в результате Куликовской победы, когда в рязанском стольном граде, согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», вместо бежавшего из Рязани Олега был посажен великокняжеский наместник[391]. Но слишком прочно сидел в своей вотчине Олег Рязанский. Спустя год мы снова видим его единовластным правителем Рязанского княжества.
Казалось, нашествие Тохтамыша окончательно перечеркнуло достижения многолетнего этапа освободительной борьбы, который венчала битва на Дону: уничтожена оборонительная линия по Оке, из союзника в противника превратилось Нижегородское княжество, мертвый город, «населенный» 12 тысячами трупов, встретил возвратившегося в Москву Дмитрия Донского[392]. Гнев охватил великого князя «на князя Дьмитрея, на тестя своего на Константиновича Суздальскаго и на его детей, и на князя Олга Рязанкаго», — писал архангелогородский летописец[393]. Но это была не злоба разоренного князя, а гнев всемогущего правителя. «Не по мнозех пакы днех» на владения Олега Рязанского уже шло московское войско. Олег бежал, а земля его была покорена «до остатка…». «Пуще бысть ему и татарьскые рати», — поучает московская летопись[394].
Той же осенью жизнь в Москве стала налаживаться, возвратилась бежавшая часть населения, и великий князь велел «дворы ставити и город делати»[395]. Строительство новых укреплений производилось несмотря на то, что в Москву с предложением о заключении мира явился Тохтамышев посол Карач. Дмитрий Донской не поверил «лети татарской»[396]. Восстановленная Москва продолжала свою политику по укреплению русских границ и консолидации антитатарских сил.
Не сразу удалось преодолеть последствия «тохтамышевой смуты». В надежде использовать свой шанс встрепенулись другие враги московской политики. В 1383 г., после семилетнего перерыва вновь захотел тверской князь Михаил Александрович занять Владимирский великокняжеский стол. Возможно, не без благословения митрополита Киприана, пережидавшего в Твери нашествие Тохтамыша, собрался он в Орду за ханским ярлыком. Но даже в эту тяжелую для Руси осень «не прямицами, а околицею, и не путьмя, опасаясь и таясь великого князя» пробирались в Орду Михаил Тверской с сыном[397]. Но обладавший реальной властью в великом княжестве Владимирском Дмитрий Донской не снизошел до того, чтобы «тягаться» о полномочиях с тверским князем. Весной, вероятно, по вызову хана, Дмитрий Иванович «в свое место» послал «своего старейшаго» сына Василия — «двенадесятилетнего» мальчика, который в московской княжеской иерархии того времени признавался «братом» (т. е. равным) Михаилу Александровичу Тверскому. На сей раз попытка тверича «не по отчине» завладеть Владимирским престолом не удалась. Оставив в Орде заложником своего сына, Михаил Александрович с «пожалованием и с честью» отправился восвояси. На три года вынужден был задержаться в ханской ставке и Василий[398].
Не угомонился и рязанский князь, стремящийся к проведению самостоятельной независимой политики. Желая власти и надеясь свести счеты с Московским князем, Олег «Суровейший», как его называют летописи, в 1385 г. захватил Коломну и «злата и сребра и товара всякого наимався»[399]. Удар этот был особенно ощутим, ибо незадолго до Коломенского взятия на Московское княжество тяжким бременем легла «дань велиа… всякому без отдатка, с всякие деревни по полтине; тогда же и златом даваше в Орду»[400]. Ответная московская рать под началом Владимира Андреевича Храброго встретила ожесточенное сопротивление рязанцев. Кровопролитная война, стоившая жизни «бояр многих московских и лутчих мужей новгородских [имеется в виду Нижний Новгород] и переславьских»
