Куликовская битва. Запечатленная память - [29]
При всей стремительности Тохтамышева прихода 1382 г. на Русь, нельзя сказать, что нашествие было внезапным. Дмитрий Донской вовремя получил сведения от своих «доброхотов», живущих в Орде. И отчасти собравшиеся силы уже вышли из Москвы, «хотя противу татар». Однако противоречия князей сорвали выступление[377]. Думается, не последнюю роль в этом сыграли самостоятельные сношения княжеств с Ордой, когда князья отправляли к новому хану «кыиждо своих киличеев». Именно этого опасались не одно десятилетие князья великие, с тарательно включая в каждую договорную грамоту слова: «А Орда управливати и знати мне, великому князю. А тебе [удельному князю] Орды не знати»[378].
Несмотря на «розмыслие» князей, Дмитрий Донской не потерял надежды собрать войско и дать отпор нашествию ордынцев. Лицемерно звучат голоса некоторых летописцев о бегстве и нежелании Дмитрия встать против «царя»[379]. На самом деле путь князя лежал на Переяславль, Ростов, Ярославль и Кострому, где он рассчитывал пополнить ряды своего войска, чтобы затем преградить Тохтамышу путь к Москве, где вместе со всеми дожидались его возвращения жена и дети. Правда, вскоре после отъезда Дмитрия Донского митрополит вместе с княжеской семьей покинул город. Сделано это было без санкции Дмитрия Ивановича, так как за этот самовольный побег из города Киприан «отлучен» от Москвы[380], куда сумел вернуться только в 1390 г. уже после смерти великого князя.
Переправившись через Оку, должно быть, в районе Сенькина Перелаза, где находились удобные броды, Тохтамыш отклонился в сторону Серпухова. При всей спешке Тохтамыш не мог оставить у себя в тылу столь значительную великокняжескую крепость: Серпухов был сожжен. Потеряв на этой операции не менее двух дней, Тохтамыш устремился к Москве.
Москва по тем временам была самой могучей на Руси крепостью. Поставленная за пятнадцать лет до вторжения на Русь Тохтамыша, она символизировала собой начало активной антиордынской политики. И на этот раз город был готов к отражению осады. В крепость собралось все окрестное население, а на ее стенах находились самые разнообразные виды оружия. О серьезных намерениях осажденных свидетельствовали снесенные в Кремль со всех окрестностей книги и другие ценности.
Три дня безуспешно штурмовали татары московские укрепления. В полном бессилии махали они «на град голыми саблями своими». Ничего не дала и перестрелка. Несмотря на искусство татарских стрелков из лука, москвичи использовали все многообразие метательных средств, среди которых были самострелы и тюфяки, известные как противопехотное оружие. Не удалась попытка татар взять крепость приступом. Крутой кипяток, которым поливали осажденные ползущих по лестницам татар, «остужал» пыл атакующих. И тогда в ход пошло «злохитрие» — качество, которым летописные повести наделяют Тохтамыша. Пообещав москвичам «мир и любовь», Тохтамыш вызвал из града для переговоров воеводу Остея, приглашенного вечем для руководства обороной[381]. Можно предположить, что посмотреть на акт подписания мира собрались много москвичей, некоторые покинули свои боевые посты на крепостных стенах. Не сразу поверили осажденные «царским» речам, но крестное целование, данное суздальскими князьями — братьями великой княгини Евдокии, жены Дмитрия Донского, сыграло свою роль. Навстречу татарскому посольству — князьям ордынским, «большим» татарам и двум князьям суздальским — вышел из городских ворот Остей. Тут же у городских ворот русское посольство было расстреляно. В открытые ворота хлынули татарские воины, а на покинутые защитниками участки стен уже карабкались враги. Город пал[382].
Разгром столицы вызвал у современников тягостное сравнение с разорением Рязани Батыем. «Изменися доброта его и отъиде слава его…»[383] — писал о стольном граде московский летописец, теми же с ловами оценивая нанесенный ему ущерб, какими в 1237 г. оценивалось в летописи разорение Старой Рязани Батыем.
Тохтамыш не ограничился разорением Москвы. Огромное войско было разделено на три отряда, один из которых направился в сторону Дмитрова, другой к прежней столице — Владимиру, третий на запад. Участь Москвы разделили Дмитров, Переяславль, Владимир, Юрьев, Можайск, Звенигород и другие города[384]. Казалось, ничто не сможет остановить смерч татарского нашествия, но близ Волока западный отряд татар потерпел сокрушительное поражение от русских войск под предводительством Владимира Андреевича Храброго[385]. Устюжский летописный свод называет потери ордынского отряда — шесть тысяч[386]. Кроме этого, «иных живы поимаша, а инии побегоша…»[387]. Большое количество убитых, упоминание о пленных и бежавших заставляет думать, что разбитое войско насчитывало порядка 30 тысяч человек и более. Над остальными разрозненными силами Тохтамыша нависла такая же угроза, тем более что из северо-восточных краев в любое время мог выступить с собранным воинством великий князь. На первый взгляд, не совсем понятно, каким образом Владимир Андреевич оказался в районе Волока. Почему возглавляемый им отряд не прикрывал направление, в котором удалился Дмитрий Донской? Может быть, Владимир бежал сюда, спасаясь от татарского «изгона»? Но тогда откуда же у него столь сильная рать? Летопись проясняет картину: Владимир Андреевич не пришел сюда с готовой ратью, а «собрал вой многы…»
