Куликовская битва. Запечатленная память - [19]
Уже началась схватка и ордынцы теснили русских, когда «верный самовидец от полка Владимира Андреевича» якобы увидел венцы, спускающиеся из багряного облака на головы русских воинов[258]. Те самые «победоносные венцы», о которых в своем послании на Куликово поле сообщил Сергий Радонежский[259], предсказывая победу русскому воинству. Исход сражения был как бы предрешен.
Многочисленные видения и предсказания исхода предстоящей битвы, обнародованные уже после завершения того или иного действия, хотя и не оказывали прямого воздействия на творцов событий, рассматривались в средневековой истории как определяющий фактор.
Видения, возникшие как результат обостренного восприятия Божественного промысла, органично вписывались нашими предками в контекст происходящих событий и давали ключ к их истолкованию. С одной стороны, люди, прославившиеся «прозорливостью», порой оказывают серьезное влияние на политические события. С другой стороны, сами «видения» становятся заметным звеном в формировании исторической концепции своего времени.
Авторитет Сергия Радонежского в русской средневековой литературе прежде всего связывается с его пророчеством грядущей победы. Именно эта роль Сергия отражается в различных произведениях Древней Руси: его «провидения» становятся своеобразной заставкой при описании более поздних сражений. На самом деле, выдающийся религиозный деятель эпохи Куликовской битвы, сделавший немало реального для возвышения Москвы и политического единения русских земель, совершенно неизвестен нам как непосредственный организатор военной победы. Главное же значение Сергия Радонежского в этом мероприятии заключается в том, что он, выбрав правильное политическое направление и осознав необходимость вооруженной борьбы против ордынского нашествия, поддержал Дмитрия Донского в его стремлении к решающему сражению.
Благодаря толкованию «ратных примет» воевода Боброк-Волынец был удостоен особой чести. «Воистину, Дмитрей, не ложна есть примета твоя, — сказал ему после битвы великий князь, — подобает ти всегда воеводою быти»[260].
Интересны причины, побудившие вставить в повествование о Куликовской битве «видения» купца Василия Капицы и разбойника Кацибея. Василий Капица — историческое лицо, он был направлен вместе с войском на Куликово поле в числе десяти гостей-сурожан. Эти купцы, осуществлявшие торговлю с Византией, Турцией и итальянскими городами через крымский город Сурож (ныне Судак), должны были поведать в разных странах о победе над Мамаем[261]. Привидевшийся ему митрополит Петр был первым русским митрополитом, перенесшим центр митрополии из Владимира в Москву и тем самым «освятившим» новую столицу Руси. Петр был первым канонизированным московским святым (1339) и главным «защитником» Москвы от пришельцев[262]. Прославление Петра было фактическим прославлением Московского княжества и московской объединительной политики.
Кацибей, как считают исследователи, вымышленное лицо, а сама легенда о видении им Бориса и Глеба заимствована из «Жития Александра Невского». Но в отличие от «Жития», где киевские князья-мученики оказались узнанными самим «сторожем» Пелгусием, в «Сказании…» своих «сродников» распознает Дмитрий Донской. Тем самым как бы подчеркивается родство киевских и московских князей, делается намек на права московских князей на киевское наследие.
Предсказания, сочиненные уже после Куликовской битвы и выраженные в традиционной форме религиозного «провидения», были подчинены и определенным политическим задачам. Они отразили роль Москвы как государственного и религиозного центра, подчеркнули преемственность оборонительной стратегии, воспринятую Дмитрием Донским от Александра Невского и Бориса и Глеба, отметили необходимость объединения разрозненных русских земель в единое государство.
Мамаево побоище
Утро наступающего дня 8 сентября было хмурым. Туманная мгла опустилась на Куликово поле. И только в 8 часов (3 часа по древнерусскому времени) выглянуло солнце и «тьма уступила свету». Рано утром затрубили русские трубы, а золотоордынские «яко онемеша». Полкам предстояло принять боевой порядок[264]. Еще за день до предстоящего боя, когда от предводителя сторожей Семена Мелика поступили сведения, что враг уже невдалеке, на Гусином броде, был продуман порядок «уряжения» войск. Тогда же была проведена поучением воеводы Боброка-Волынца очередная после Коломны расстановка полков[265].
А сейчас стройными рядами войско шло навстречу врагу. Авангард составлял передовой полк. Центральное место занимал основной полк, самый большой по численности, справа и слева следовали полки правой и левой руки. Тылы и фланги надежно заслонял сторожевой полк. В строю не было только Владимира Андреевича и Дмитрия Боброка-Волынца, они еще затемно отправились с удалыми молодцами вверх по Дону в Дубраву.
