Куликовская битва. Запечатленная память - [15]
И опять на устах части русского населения старый призыв: ордынская рать «попущением Божиим наших ради согрешений идет пленити землю нашу; но вам подобаеть, князем православным, тех нечестивых дарами утолити…»[209]. Но ничего не решили дары, посланные в Орду с послом Захарием Тютчевым. Мамай ждал большего. Шесть лет не получал он «выхода» с широких русских просторов. Причина этому была понятна — на 1374 г. приходится конфликт Москвы с ордынским правителем: «А князю великому Дмитрею Ивановича Московьскому бысть розмирие с татары и с Мамаемь, а у Мамая тогда во Орде бысть мор велик»[210]. Не раз проваливались его попытки малой силой заставить русских платить ему дань. Особенно чувствительным оказалось для него недавнее поражение на Боже, за которое, как сообщают русские летописи, Мамай «люто гневался» на Дмитрия Ивановича[211].
На сей раз Мамай собрал все имеющиеся в Золотой Орде силы, прибавив к ним наемников из крымских генуэзских колоний, отряды из зависимых от Орды народов Северного Кавказа и Поволжья: «фрязы, и черкасы, и ясы…», мордва, буртасы, черемисы (мари) и «ины многи силы»[212]. Не ограничившись этим, Мамай вступил в переговоры с рязанским князем Олегом и литовским — Ягайло[213]. «Встало на нас, — отмечает летописец, — три земли и три рати: Татарская, Литовская, Рязанская»[214].
Грандиозность Мамаева похода 1380 г. неминуемо вызывала в древнерусских литературных произведениях исторические аналогии. Мамай, которого «Сказание» называет «безбожным», по словам автора, «начат хвалитися и поревъновав второму Иулиану Отступнику [т. е. римскому императору Юлиану, боровшемуся с христианством], царю Батыю, и нача спрашивати старых татар, како царь Батый пленил русскую землю. И нача ему сказывати… како пленил Киев и Владимерь, и всю Русь, словенскую землю…»[215]. Отмечая опасность нового нашествия не только для Руси, но и для словенской земли, русские книжники тем самым подчеркивали огромное международное значение Мамаева побоища. Подобно Батыю, Мамай будто бы переправляется через Волгу, хотя левый берег на самом деле не входил во владения «нового Батыя», и сама его резиденция находилась на правом берегу Волги (на Мамаевом кургане в районе современного Волгограда). После «переправы» Мамай располагается в низовьях реки Воронеж, откуда начинал в 1237 г. свое завоевание Руси Батый[216]. Трудно восстановить в деталях, как было в действительности, но в данном случае важно другое: подобные сопоставления описаний нашествия Батыя и военного похода Мамая помогают глубже понять направление мысли древнерусского человека.
Страшные события второй четверти XIII в. сливались в сознании людей в единый страшный разгром. Поэтому Батыева рать часто отождествлялась с поражением русских князей на Калке. С битвой на Калке в начале XV в. связывалось нашествие монголо-татар. Именно после первого сражения с ними «… бысть плач и туга в Руси и по всей земли, слышавшим сию беду»[217]. Начиная отсчет монголо-татарского ига от Калкской рати, русские весь период до Мамаева побоища называли временем «туги и печали». По образному выражению автора «Задонщины», «от Калатьские рати до Мамаева побоища тутою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаюты: князи, и бояря, и удалые люди, иже оставиша вся домы своя и богатество, жены и дети и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя положиша за землю за Рускую…»[218]. Опасаясь новых бед, молится жена великого князя Евдокия: «И не сътвори, Господи, яко же преже сего за мало лет велика брань была русскым князем на Калках с погаными половци съ агаряны…»[219].
Видя в монголо-татарах главных врагов, русичи не забывали и других, более древних своих обидчиков: половцев и печенегов. В некоторых случаях Калка отождествляется с рекой грусти — Каялой[220], на которой печально завершился в 1185 г. поход князя Новгород-Северского Игоря против половцев. Не только определенное сходство в названии рек, некоторых имен (например, Кончак и Котян), исторической ситуации, но и прямые литературные заимствования из «Слова о полку Игореве», включенные в «Задонщину» и «Сказание о Мамаевом побоище», дали повод к упоминанию половцев. Иногда «Полоцкая рать» заменяет в литературных произведениях Калкскую битву. Зачастую вполне сознательно рядом с татарами называются половцы, сошедшие с политической арены после 1223 г. и не встречающиеся на страницах древнерусских летописей после 1236 г. И только спустя полтора столетия в повествованиях о Куликовской битве вновь говорится о земле Половецкой. Почти в каждом литературном произведении Древней Руси, посвященном Куликовской битве, татары действуют бок о бок с половцами, которые порой подменяются печенегами[221], ушедшими в небытие еще в 1036 г., когда киевский князь Ярослав Святославович наголову разбил их под Киевом.
Предстоящая битва с Мамаем должна была увенчать огромный период, развеять вековую печаль Руси и, с точки зрения современников, отомстить всем врагам за принесенное горе и утраты на протяжении всей русской истории.
