Куликовская битва. Запечатленная память - [14]
Еще до закладки Московского Кремля в 1365 г. строится возле будущей «приступной» стены крепости собор, посвященный Михаилу Архангелу[190], почитавшемуся как предводитель «воинства небесного». Символично, что возводится он на месте, ранее принадлежавшем татарскому подворью. Строительство храма Михаила, по мнению известного историка архитектуры Н. Н. Воронина, как бы освящало сооружение новой крепости и ставило ее под защиту «небесных сил»[191].
На основных магистралях проникновения на Русь монголо-татар перед самой Куликовской битвой были сооружены городские соборы. Пятнадцатого июня был освящен собор в Серпухове[192]. Смысл посвящения этой постройки Троице выходил за узкоцерковные рамки. Весьма показательно в этом отношении объяснение современника Куликовской битвы Епифания Премудрого, почему Сергий Радонежский посвятил свой монастырь Троице: Сергий хотел, чтобы «воззрением на Святую Троицу побеждался ненавистный страх розни сего мира»[193].
Строительство Успенского собора в Коломне, «юже созда князь Дмитрей Иванович»[194], имеет свою предысторию. За два года до знаменитой битвы каменный собор под таким же именем был заложен в Симоновом монастыре в Москве, стоящем на Брашевской дороге, ведущей в Коломну. Здесь, в южных окрестностях столицы, в монастыре, закрывающем южный, наиболее опасный вход в Москву, собор, вероятно, должен был выполнять ту же защитную функцию — «заграждать крестом» дорогу от врага. Однако очень скоро строительство храма было приостановлено. Напротив, новый каменный собор, посвященный Успению Богородицы, на целых 26 лет[195] возводится на границе Московского княжества в крепости Коломне, прикрывающей прямой путь на Москву. Смысл такого посвящения заключается в том, что Богоматерь считается «защитницей христиан»[196]. Главные соборы Русского государства — владимирский и московский — были посвящены Успению Богоматери. Весьма показательно, что перед Куликовской битвой Дмитрий Иванович дает обет в случае победы основать Успенский монастырь на реке Дубенка «на спасение душа своей и на сохранение державы своеа»[197]. В том же 1379 г. Сергий Радонежский закладывает здесь собор, кельи и признает этот монастырь «своим присным»[198]. Уже доведенный до сводов коломенский собор рухнул из-за сложности сводчатых конструкций и спешки, в которой он создавался[199]. Возможно, что именно ко дню Успения старались его достроить. Не исключено, что в этот день и намеревался вступить в решающее сражение с татарами Дмитрий. Однако войска не смогли собраться в Коломне к 31 июля (по старому стилю), как первоначально было намечено, и тогда встреча была перенесена ко дню Успения Богородицы — 28 августа[200]. Накануне великого праздника войска встретились в Коломне. Восстановленный в 1382 г.[201] храм дал имя оборонительному поясу, протянувшемуся по Оке. «Поясом Богородицы, защищающим Русскую землю от врагов», называли Оку русские люди в XV столетии[202].
Причудливый сплав реальных оборонительных предприятий и строительство церквей на особо опасных участках был обусловлен особенностями миропонимания людей того времени. «Если не спасешься сам, не спасет и Бог, но зато тот, кто спасется, может Бога узреть»[203] — гласило одно из бытовавших в то время мнений. Отдавая дань вере, русские люди принимали активные меры по ликвидации реальной военной опасности.
К Дону!
Уже весной из Золотой Орды и подвластных ей стран стали просачиваться тревожные вести: Мамай собирает силу великую, хочет идти на Русь. Кто же поведал московскому князю об ордынских приготовлениях? Любопытная подсказка содержится в статье Московского летописного свода конца XV в. о нашествии Тохтамыша. Летопись говорит о людях, поселенных в татарских пределах специально для того, чтобы извещать великого князя о готовящихся ратях, «суть бо ти на то устроени тамо, поборници суще земли Русстей»[204].
И сразу же, едва получив тайное послание из ордынских пределов, разлетелись гонцы во все земли русские: будьте готовы на Мамая, а «съвокуплени вси на Коломне на мясопуст Святыа Богородица»[205] (1–14 августа). Тогда же в далекое «дикое поле» к берегам речки Быстрая Сосна отправилась «легкая сторожа». Пятьдесят удалых юношей из великокняжеского двора должны были, не ввязываясь в бой, следить за продвижением татарского войска[206].
На третьи сутки после Ильина дня (23 июля) во время пира у «сродника» Дмитрия Ивановича, Микулы Васильевича Вельяминова — коломенского воеводы — «тайновестник» из южных краев принес известие о появлении у «быстрого Дона» ордынских полчищ[207].
Новое задание получила полевая разведка: добыть «языка». Не дождавшись вестей, Дмитрий Иванович посылает новую сторожу, «заповеда им вскоре возвращатися». На пути к Дону встретили они первый отряд, ведущий в Москву сановитого «языка»[208].
Сомнений не оставалось: Мамай шел на Русь, договорившись о союзе с Олегом Рязанским и литовским князем Ягайло.
А вскоре появились татарские послы. Угрожая стоящей за Доном ордынской силой, требовали они повышенной дани, «как было при древних царех».
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.