Куликовская битва. Запечатленная память - [11]
В 1341 г. в связи со смертью Ивана сын Калиты Семен отправился в Орду ставиться на великое княжение. Нетрудно догадаться, с каким опасением отправлялся к «царю» новый претендент. Выждав более месяца после смерти отца, Семен выбрал для выезда 2 мая (по старому стилю), день памяти Бориса и Глеба[144]. Эти князья, причисленные к лику святых, почитались защитниками Руси от внешних врагов. С их помощью, как считалось в то время, была одержана Невская победа 1240 г.[145] «Использовав» через столетие после Невской битвы покровительство Бориса и Глеба, Семен вернулся живым и невредимым.
Начало княжения Семена совпало с очередной смутой в Золотой Орде, в результате которой великим ханом стал Джанибек. Ярый приверженец ислама, он жестоко эксплуатировал население православной Руси. «Выход» (налог) при Джанибеке был наивысшим для русских земель за последние десятилетия, предшествовавшие Куликовской битве[146]. Не случайно в 1380 г. Мамай требовал от Дмитрия Донского дани в увеличенных размерах, такой, какая была при Джанибеке[147]. Желая расширить свои доходы, Джанибек нарушил установленное своими предшественниками правило и вознамерился обложить данью и русскую церковь. «Царь» требовал «полетную», т. е. ежегодную, дань от митрополита Феогноста. Дав Джанибеку «посулу» в 600 рублей[148], митрополит избежал на первый раз тяжелой обязанности. Однако некоторое время спустя из ханских ярлыков исчезает целый ряд традиционных церковных льгот: свобода от дани, освобождение от постоя в церковных домах. Урезается независимость церковного суда[149]. Такого не бывало ни до ни после правления Джанибека. Тем не менее, именуемый в первые годы своего правления «поганым»[150], Джанибек после смерти величался в русских источниках «добрым царем»[151]. Секрет такой метаморфозы не столько в Джанибеке, сколько в его сыне и преемнике Бердибеке. Добиваясь власти, Джанибек убил «только» двух своих братьев[152], в то время как Бердибек расправился со своим отцом и двенадцатью братьями. Кровавая расправа в Орде поразила не только ордынцев. Это событие, судя по летописным записям, вызвало отклик и на Руси[153], затмив тяготы времен Джанибека.
Уже в 40-е годы XIV в. в сознании русских людей появляется мысль о скором освобождении от монголо-татарского ига. Под 1346 г. в летопись вносится статья о казнях «от Бога» на восточную страну, под которой подразумевается Орда с городами Сарай, Бездеж, Орнач (Ургенч) и др. Перечисляя народы, живущие под властью Орды и подверженные «великому мору», летопись первыми называет бессерменов (мусульман)[154], т. е. иноверцев, и татар. Впервые татары из карающей силы в представлении русских людей становятся караемыми.
Залог освобождения современники видели в единстве. В своем завещании Семен написал такие слова: «А по отца нашего благословенью, что нам приказал жити заодин, тако же и аз вам приказываю, своей братьи, жити заодин… А пишу вам се слово того деля, чтобы не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла»[155]. Возможно так, в завуалированной форме, Семен, прозванный Гордым, завещал своим потомкам стремиться к единству и не терять надежды на освобождение.
Самозажжение свечи в кафедральном соборе Москвы перед отъездом митрополита Алексея в Орду в 1357 г. было воспринято русскими людьми как благословение христиан и как символ разгорающейся в Орде «замятии». Благодаря этому доброму знаку Алексей «вборзе» возвратился домой, спасенный «милостию Божиею»[156].
Огонек надежды, затеплившийся в сознании русского человека, разжег освободительные настроения в московских пределах. Уже в 1358 г. княживший после Семена Иван Иванович Красный, отец Дмитрия Донского, не впустил в свою отчину «царева сына», сотворившего немало зла в рязанских землях[157]. Решительный шаг русского князя мог вылиться в серьезный конфликт с Ордой, но помог случай: посол оказался замешанным в крамоле против хана и был убит «повелением царевым»[158], а назревавшая в Волжской Орде смута разразилась…
Спустя два года убийством Бердибека, «испившим ту же чашу, какой напоил отца своего и братию свою»[159], началась поистине «ханская резня». За двадцать лет, от Бердибека до Тохтамыша, в Орде сменилось более 25 ханов[160]. Начавшуюся резню русские современники характеризовали как «попущение гнева Божия» на монголо-татар и милость «смиренным православным христианам»[161]. Начало смуты совпало с вокняжением десятилетнего Дмитрия, сына Ивана Ивановича Красного. Тогда же и русские князья «съперъся о великом княжении», стремясь вырвать из детских рук Дмитрия бразды правления. Однако претендент на великокняжеский престол суздальский князь Дмитрий Константинович очень скоро почувствовал за спиной юного князя могучую силу Московского княжества и влиятельную руку русского митрополита Алексея. Напрасны были старания сына суздальского князя, вынесшего отцу ярлык на великое княжение. Дмитрий Константинович отказался от власти в пользу московского князя Дмитрия Ивановича[162]. Быть может, этот поступок Дмитрия Константиновича и был учтен московским правительством, когда после смерти нижегородского князя возник спор о наследии между его братьями: Дмитрием, который был старшим, и Борисом. В Нижний Новгород, захваченный Борисом с помощью ордынского посла, великий князь и митрополит послали игумена Троице-Сергиева монастыря Сергия Радонежского. Борис отказался от предложения Сергия отправиться в Москву, чтобы там решить его спор с братом. Тогда московский посол использовал крайнюю, по понятиям того времени, меру — затворил все церкви в городе. Великий князь московский дал Дмитрию Константиновичу свои войска для похода на Нижний Новгород
