Куликовская битва. Запечатленная память - [10]
На княжеском съезде 1296 г. во Владимире сложились две сильные княжеские группировки: с одной стороны выступали Андрей — великий князь Владимирский, Федор Ярославский и Константин Ростовский, с другой — Даниил Московский и Михаил Тверской, которых поддерживали новгородцы и переяславцы[124].
Попытке Андрея Владимирского взять Переяславль силой помешали объединенные войска московского и тверского князей[125]. Передача в 1302 г. Переяславля московскому князю Даниилу по завещанию Ивана Переяславского способствовала закреплению за Москвой значительной густозаселенной территории. Если к этому прибавить отвоеванную в 1301 г. в жестоком бою с рязанцами и монголо-татарами Коломну, а два года спустя — присоединенный Можайск, важнейший западный форпост, нетрудно представить, какие огромные просторы занимало еще недавно второстепенное княжество.
Высокий уровень развития земледелия и ремесел в сочетании с многочисленными торговыми путями, пересекающимися на этих землях, определенная отдаленность от районов постоянных разбойных набегов ордынских отрядов говорили о больших потенциальных возможностях Московского княжества.
Сорок дет тишины
Новый, решающий этап национально-освободительной борьбы русского народа связан с появлением могучей силы, способной сплотить все разоренные земли.
Жестокая борьба за великое княжение в начале XIV в. между Москвой и Тверью, стоившая жизни многим князьям, завершилась возведением на великокняжеский престол Юрия Даниловича Московского. Даже убийство последнего тверским соперником в 1325 г.[128] не смогло изменить исторической ситуации: вскоре в 1328 г.[129] великим князем Владимирским стал брат убитого московского князя Иван Данилович, прозванный позднее Калитой (т. е. мешком для денег или кошелем).
Не раз нацеливались походом на богатое Тверское княжество московские правители. В 1318 г. «бой велик, сеча зла» склонили чашу весов в сторону тверичей[130]. Только богатый откуп в две тысячи серебром, уплаченный тверским князем, остановил в 1321 г. вновь направляемые на Тверь полки Юрия Даниловича[131]. Миновала Тверское княжество и Ахмылова рать (1322), сопровождаемая Калитой, сумевшая «насытится» еще в низовских землях[132]. Половина Ростовской земли стала наградой Калите за «верность» татарам[133]. Не смогли лишить Тверь силы, пришедшие в 1325 г. «татарове должницы»[134]. Московский князь терпеливо дожидался часа, когда можно будет обуздать своего тверского соперника. И такой час настал. В 1327 г. пожаловал в Тверь «посол силен» Чол-Хан[135]. «А не много он судьею сидел, — повествует старая русская песня «Щелкан Дудентьевич». — И вдовы-та бесчестити, красны девицы позорити, надо всеми надругатися, над домами надсмехатися»[136]. И сцепились рати Чол-Хана и тверичей с восходом солнца, и бились целый день. К вечеру Чол-Хан с остатками своего отряда, зажатый со всех сторон, взгромоздился на княжеские сени. Терем был подожжен, и «згоре Щолкан со прочими татары»[137].
Месть монголо-татар была страшной. «Федорчукова рать», состоявшая из пяти темников (десятитысячников), воинства московского и суздальских князей, насчитывавшая порядка 60 тысяч человек, смерчем прошла по тверским владениям. Иван Калита, принявший активное участие в походе на Тверь, сумел сохранить от разгрома другие русские земли. После этих событий Иван Данилович Московский был удостоен титула великого князя Владимирского[138].
Присовокупив к своей отчине земли Владимирского и присоединенного к нему в начале века Костромского княжеств, Иван I объединил под своей властью большую часть территории Северо-Восточной Руси. Немаловажную роль в политическом укреплении Москвы сыграл перенос центра митрополии из Владимира в Москву, осуществленный еще до того, как Иван Калита занял великокняжеский престол[139]. «И бысть всей земли тишина», — записал ростовский летописец[140]. «На 40 лет», — уточнил москвич в конце XIV в. и добавил: «Перестали поганые воевать Русскую землю…»[141]. Но так ли это было?
Умный и тонкий политик Иван Калита старательно избегал столкновений с Ордой, исправно доставляя дань великому хану и чутко прислушиваясь к его требованиям. Такая политика давала московскому правителю довольно широкие полномочия в пределах Владимирского княжества. Посланная ханом под Смоленск «рать Товлубия» была деятельно поддержана войском во главе с Иваном Калитой, во власти которого было освободить от похода князей Константина Суздальского, Константина Ростовского, Ивана Юрьевского и Ивана Друцкого[142]. Под сенью монголо-татарского покровительства великие владимирские князья организовывали самостоятельные походы, имевшие целью объединение всех русских земель под своей властью. Показательным в этом отношении был поход 1340 г. «всех русских князей» на Торжок — важнейший опорный пункт между Тверью и Новгородом. Конечно же, летописец преувеличивал, будто бы в походе участвовали все русские князья. Этой формулой, скорее, он хотел показать общерусское значение данного похода. Весьма примечательно, что помимо возглавлявшего рать великого князя Семена и трех удельных князей в ней находился митрополит «всея Руси» Феогност, «освящавший» воинство на «справедливое дело»
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.