Куклы - [28]

Шрифт
Интервал

На дороге нам то и дело встречались повозки, груженные рисом. Их сопровождали большие группы людей. Слышались возбужденные голоса. Потом повстречались оборванные люди с кольями и дубинами, и один из моих спутников сказал:

— Вот уже месяц, как идет этот грабеж, бабу.

— Грабеж?

— Да, бабу, форменный разбой среди бела дня. Тут они все заодно — и индусы и мусульмане. Грабят и убивают. А полиция прячется… Прибавим-ка шагу!

Дорога снова пошла полем, и мы увидели перед собой небольшой лагерь. В центре его стояли повозки с мешками риса, а рядом были разбиты палатки. Вокруг расхаживало несколько полицейских. Тут же под деревом кучка людей оживленно спорила о чем-то. Когда мы приблизились, голоса смолкли. Я прошел мимо, приняв равнодушный вид.

— Далеко ли еще до Джиолгачи? — спросил я одного из попутчиков.

— Да вот осталось только через дамбу перебраться, — ответил он.

— Ох, там большие беспорядки, — вздохнул другой. — Урожай делят! А вам-то зачем туда, бабу?

— Там мои друзья.

— Ну, сейчас там никого из приезжих не осталось.

— Куда же все делись?

— Кто убежал, а кого и пристукнули.

— Ну, мои-то друзья не побегут, — уверенно сказал я.

Мои спутники как-то странно поглядели на меня, а один прямо спросил, не из полиции ли я.

— Не имею к ней никакого отношения!

— Прогонят они вас, бабу!

— Почему же?

— Не верят они господам!

Тут до нас донесся гул голосов, похожий на шум морского прибоя, и я увидел толпы людей, двигавшихся полем нам навстречу. Оглашая воздух криками, они прямиком шли к лагерю и несли с собой луки, топоры и колья. Это были люди племени бхил — темнокожие, полуобнаженные, вечно голодные, — отверженцы общества, люди без касты и веры.

Не успел еще я как следует понять, что происходит, как послышались выстрелы, а затем вопли и стоны раненых. Возле палаток и возов с рисом вытянулась цепь полицейских. Они били ружейными залпами по беспорядочно наступавшей толпе.

Я растерялся. Где искать Джуну? У кого спросить о ней в этой адской суматохе? Помедлив минуту, я стал энергично проталкиваться к палаткам, и в тот же момент мне на голову обрушился удар…

Очнулся я в палатке. Приподняв голову, я старался вспомнить, как попал сюда. Я лежал на соломе, вокруг слышались стоны. И вдруг рядом — Джуну! Сари ее порвано и окровавлено, рука и плечо в бинтах. Но глаза на измученном, потемневшем лице смотрели на меня радостно и улыбались.

— Ты очнулся наконец… — сказала она. — Тебя угостил палкой крестьянин, а меня полицейские тремя пулями… Ничего, доктор уже извлек их… — Она коснулась меня рукой и тихо заговорила: — Как мы устали, а ведь борьба только начинается!.. Из поколения в поколение эта земля рождала обездоленных, их слезами орошались нивы. Они засевали эту землю, безропотно сносили произвол и насилие, и это на их крови и поте воздвигнута триумфальная арка цивилизации…

Слушая ее голос, я незаметно для себя забылся сном.

Когда я снова открыл глаза, в палатку проникали лучи вечернего солнца. Они коснулись окровавленной одежды, и я увидел, что Джуну лежит рядом со мной. Я глубоко вздохнул и опять погрузился в забытье. Но сквозь завесу сна я все же слышал ровный, монотонный голос. Я отчетливо различал слова, но не мог бы сказать с уверенностью, говорит ли это Джуну или голос доносится откуда-то из глубины земли.

— Они всегда только отдавали, но теперь пришел и их черед брать! Теперь они хотят получить свою долю. Слезами они орошали эту землю, растили хлеб и умирали от голода. Напряги слух — и ты поймешь, как обманчивы тишина и спокойствие земли. Там, в ее недрах, клокочет и ищет выхода поток расплавленной лавы. Скоро этот поток вырвется на поверхность. Дрогнет земля — и рассыплется прахом уродливое здание, простоявшее века…

Я открыл глаза. Лицо Джуну склонилось надо мной.

— Что же ты замолчала? Продолжай, — сказал я.

— Но я ничего не говорила…

— Тогда скажи что-нибудь.

— Одно скажу: поскорее уезжай домой.

— А ты?

— Я останусь тут. Моя работа еще не кончена.

Я приподнялся и сел.

— Ну, а моя только начинается, Джуну!

— Что ты хочешь сказать?

— Я останусь с тобой и помогу завершить твое дело, а потом заберу тебя отсюда.

Джуну поглядела на меня испытующе.

— Наше дело завершится не скоро, Джибен, ибо это великое дело. Имя ему — любовь к человеку, а его единая правда — равная доля для всех. Эта правда — извечный закон, но ее нужно вырвать из звериных когтей…

— Что же должны мы делать?

— Поднимать народ на борьбу. И жертвовать собственным счастьем. Иного пути нет.

И тут я увидел, что по ее щекам бегут слезы.

В палатку быстро вошел полицейский офицер.

— Приказываю вам следовать за мной, — обратился он к Джуну. — Вы арестованы.

Я поднялся с земли.

— Джуну, — сказал я и схватил ее за руку, — я пойду за тобой, куда бы это ни привело меня. Отныне наши пути слились воедино.

Перевод Б. Полянского

Сказка одной ночи[35]

Рано утром пассажирский поезд медленно прошел по мосту над пересыхающей речушкой и остановился у небольшой станции. Шушил, с дорожной сумкой в руке, сошел на перрон. Уже сильно припекало — день обещал быть знойным.

В большом городе человек состоятельный не испытывает никаких неудобств. Там делается все для того, чтобы его жизнь текла легко и приятно. Но совсем другое дело — глухая провинция. Выезжая из Калькутты, Шушил дал телеграмму тестю, чтобы его встретили, — и вот он стоит на перроне со своей тяжелой сумкой, поезд давно умчался, а кругом ни души.


Рекомендуем почитать
Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.


Папа-Будда

Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.


Мир сновидений

В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.


Фунес, чудо памяти

Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…


Убийца роз

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 11. Благонамеренные речи

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.