Кукловод. Кровь Солнца - [13]

Негр, которого видел Рамон, ростом был выше среднего, но худощавый, даже, скорее, худой, сутулился и носил очки. Внешностью обольщаться не стоит, в конце концов, история со скинами тоже говорила в пользу этого довода. Рамон поднялся на предпоследний этаж, ютился негр под самой крышей дорогого дома. Постоял минуту, слушая подъезд, особенно — верхний этаж. Нет, на площадку негр не вышел. Рамон улыбнулся, достал из кармана тонкую «балаклаву», натянул ее на голову и, походя, поднявшись на этаж наркобарона, стукнул по лампочке, погрузив площадку в темноту. Позвонил в дверь, увидел точку глазка, засветившегося в темноте, снова повторил, кто он и от кого, а затем дверь открылась.

Как только лицо африканского купца появилось в проеме, в ход и пошел тот самый, упоминавшийся предмет, который был у Рамона с собой. Название его звучно, запоминается легко, а познакомившимся с ним лично — навсегда. Куботан. В случае Рамона он имел вид ручки, обычной ручки, способной писать, при нужде. Такие ручки именуются скромно, но горделиво — тактические. Ручка Рамона из анодированной стали кончалась «шоковой коронкой» — подобием короны, скажем, королевской, с равномерно размещенными по окружности коронки треугольными зубцами. Куботан классический обычно кончается сведением на конус, и служит для нанесения тычковых ударов по болевым точкам. «Шокирующая коронка» же, помимо этого, может сработать и как простое средство крайне болезненного удержания — «защипом». Зажатым в руке куботаном, так, чтобы коронка смотрела в сторону его большого пальца, Рамон схватил чернокожего за нос — намертво защемив его кончик между зубцами куботана и своим большим пальцем. Защип. Чернокожий взвыл, но Рамон быстро и жестко потянул руку вниз. Человека, который пожертвовал бы отрываемым кончиком носа, отыскать вообще очень трудно, а когда это делается так внезапно… Заливаясь слезами, негр сел на колени и получил снизу отменный удар коленом в подбородок, швырнувшим его на пол. Рамон прошел в помещение и запер за спиной дверь. Видеть их короткого бального номера из соседних квартир, благодаря расположению негрова обиталища, не могли. Негр тихо лежал на полу, очки слетели с носа и валялись чуть поодаль. Рамон достал из кармана узкую катушку «скотча» и крепко связал торговцу руки за спиной, а заодно и ноги, а подумав, заклеил и рот, проверив, не сломал ли он ему ненароком челюсть. Хотя, мелькнула мысль, писать же он все равно сможет. А писать или говорить он захочет минут через десять. Благословленный Гаити! Сколько же всего ценного почерпнул там Рамон! К концу процедуры чернокожий торговец белым порошком открыл глаза. Рамон заботливо одел ему на нос очки. Пусть смотрит, много ли через «балаклаву» высмотришь.

— Так. Вежливость — прежде всего. Меня зовут (он с трудом поборол искушение представиться Себастьяном Перейра, торговцем «черным деревом») Дост-Акбар. Запомнил? Прекрасно. Но зря. Сейчас снимем со рта «скотч», и ты мне поведаешь, кто поставляет тебе товар, кто распространяет, кроме тебя, кому ты платишь, кого держишь под собой и кому принадлежишь. Потом сольёшь мне всю мелочь, которую знаешь, что торгует «дурью», в общем, всех, кого сможешь вспомнить. Говорить будешь четко по существу поставленных вопросов, жутких угроз не надо, я знаю, что я делаю и «что мне за это будет, когда меня найдут». Молись, дурак, чтобы они меня нашли, молись! Я скажу, что ты держался до конца. Вариант у тебя один. Ты молчишь, я начинаю тебя пытать, ты говоришь. Усвоил ли? — Рамон оторвал «скотч» со рта плененного драг-дилера.

— Пытаешь, я говорю, а потом ты меня убиваешь, верно? — Человек попался понятливый.

— Вообще-то, убивать тебе или нет, сам решишь. Не знаю, что тебе покажется лучше, — задумчиво сказал Рамон, — участь твоя хреновая, прямо скажу. Сливаешь мне всех этих людей — и они, сложив два и два, режут тебя на куски тупой пилой. Или же, поняв, что в природе нет человека, способного пережить то, что я с тобой сделаю, не убивают. Ты, разумеется, можешь мне наврать с три короба, а потом испариться, но тут тебя ждет сюрприз. Пытать я тебя буду один черт, что мне уже известно, а что нет, неизвестно тебе, так что лучше, как ни дико, говорить правду — меньше будет возни. Да и испариться не получится, — Рамон достал маленький несессер, выудил оттуда маникюрные ножницы и состриг с курчавой головы прядь черных волос, сунул в маленький пакетик и убрал в карман. Негр вытаращил глаза.

— Не понял? — Вымолвил он, — как ни крути, все равно ты меня будешь пытать, а потом я сам буду просить, чтобы ты меня прикончил? И волосы тебе зачем?

— Затем, мой потерявший корни с родным континентом, друг, потерявший настолько, что задаешь столь тупые вопросы, чтобы ты не испарился. Я достану тебя, куда бы ты ни делся. Если ты напрочь оторван от своего народа, то поймешь, зачем, если соврешь, не сдохнешь и испаришься. Уверяю тебя, ты сам будешь искать меня, чтобы сказать все, что мне нужно, но не найдешь. Заболтались, однако! — Рамон достал диктофон и строго спросил: «Вопросы помнишь?»

— Помню, — сдавленным голосом проговорил барыга.