Кто в армии служил, тот в цирке не смеется - [20]

С лейтенантом Отчиком и капитаном Кудряшовым попрощались в полку и похоронили на местном кладбище в присутствии родственников. А рядового Стонкуса отправили домой в запаянном цинковом гробу, обитом сверху досками. Сопровождающие гроб рассказывали потом, что мать бросилась в могилу и умоляла похоронить её вместе с сыном. Жуть! Было страшно смотреть. Ну а что она желала руководству части, где служил её сын, лучше не повторять.

Уже спустя год после демобилизации Саня случайно узнал, что спасённый им прапорщик Иванов погиб в автомобильной аварии по пути в отпуск. Его буквально размазало по собственной машине, на которую он копил всю свою короткую жизнь. Может, недаром говорят, что от судьбы не уйдешь?

А ёлки для офицерских детей в тот раз всё-таки нарубили и провезли в кунгах машин, опечатанных как… совершенно секретная техника.

С Новым годом!

Траурные ленты

— Белозёров, ты где? Срочно к старшине роты, он тебя вызывает. — Раздался из коридора зычный голос, и дежурный по роте сержант Крец, темноволосый смуглый молдаванин небольшого роста, бодро зашёл в спальное помещение казармы, где Белозёров в это время, свернувшись, как кот, калачиком, лежал на полу возле батареи и мирно дремал.

Услышав крик дежурного, он одним прыжком вскочил на ноги и, моментально скинув с себя дрёму, закричал:

— Я здесь, товарищ сержант!

— А чё это ты там делаешь, спишь, что ли? — Крец хмурит брови и делает серьёзное, как ему кажется лицо, но с его вечно глупой физиономией, к которой прилеплены большие уши и вытаращенные глаза, это ему всегда очень плохо удаётся. Саня, глядя на его потуги, еле сдерживает смех.

— Никак нет, товарищ сержант, я батарею протираю. Такое впечатление, что её вообще никогда не мыли, посмотрите, сколько грязи, — Белозёров поднимает вверх правую руку, в которой зажата грязная тряпка.

— Молодец! — после некоторого раздумья и борьбы одной мысли с другой произносит сержант, подходя к Сане. — Я вроде тебе не поручал, сам себе работу ищешь, молодец!

— Ведь мы живём здесь в казарме, так зачем же пылью дышать? Да и когда постоянно занят работой, быстрее проходит дежурство! — бодро лопочет Белозёров, вытянувшись по стойке «смирно» с грязной тряпкой в одной руке и веником в другой.

Если бы ему сейчас, даже под страхом самой страшной смерти, приказали бросить эти два предмета на пол, он физически не смог бы этого сделать по одной простой причине — тряпка и веник были крепко привязаны верёвками к его рукам! Этот способ Белозёров изобрёл, когда ещё был молодым солдатом и проходил так называемый «карантин». Муштровали их тогда по-чёрному и за любую, даже незначительную, провинность наказывали, ставя в наряд на работу Забежал ли ты на минуту в курилку или просто слегка задумался, глядя в окно казармы, — это означало, что ты филонишь от работы, одним словом, ты — плохой солдат!

Но Саню без хрена не съешь. Где бы он ни находился — в бытовке, курилке, сушилке и т. д., — у него всегда руки были заняты тряпкой и веником. А что это значит? Это значит, что человек не просто так зашел, скажем, в курилку, а по служебной необходимости, то есть подмести там пол, да ещё и пыль протереть. Молодец! Через некоторое время его даже стали ставить в пример как самого исполнительного солдата на зависть остальным «карасям».

Секрет тряпки и веника Белозёров держал в строжайшей тайне, памятуя, как его один раз уже подвели, когда он поделился «маленькими тонкостями» несения караульной службы на первом посту у знамени части…

— Ладно, молодец! — ещё раз похвалил сержант. — А сейчас бегом дуй к старшине роты. Понял?

— Так точно! Бегом дуть к старшине роты! Разрешите выполнять? — молодцевато выкрикнул Белозёров, громко щёлкнув при этом каблуками.

— Выполняй! — покровительственно, чувствуя себя большим начальником, бросил Крец.

По дороге Белозёров отвязал от рук тряпку и веник и уже без них зашёл в кабинет:

— Товарищ старший прапорщик, рядовой Белозёров по вашему приказанию прибыл! Разрешите войти?

— Так уже, кажись, зашёл. Дело в том, что потому что! Тебя, Белозёров, что, не учили в твоём институте, что стучаться надо, когда заходишь везде, куда надо и потом? А? А когда отслужишь, и наших детей этому же бескультурью учить будешь? Да, педагог? Ну? Чё? — вопрошал старший прапорщик Коростылёв, удобно откинувшись в старом чёрном, изрядно ободранном кресле, принадлежавшем ранее командиру полка и плавно переехавшем в кабинет старшины четвёртой роты после его списания. В нём старшина чувствовал себя не ниже, чем полковником!

— Я техникум связи заканчивал, товарищ старший прапорщик.

— Один хрен, учить будешь не тому, что везде, да и не так, как среди людей принято! — продолжал воспитательную работу Коростылёв.

— Зачем стучаться, товарищ старший прапорщик? Вроде мы не в больнице и не в бане, со спущенными штанами тут никого нет. Не принято стучаться в рабочие кабинеты, а если уж сидишь без штанов, то будь добр, закрой дверь на ключ!

— Шибко умные все стали, лучше бы вас в институтах ваших автомат научили разбирать, да правильно чистить, как никогда. Дело в том, что потому что! — пробурчал старшина роты.