Кто в армии служил, тот в цирке не смеется - [18]

— И зачем «скорая», если уже умер? — продолжал бубнить Белозёров, переваривая услышанную новость. — Да и как я их вызову? Ни радиостанции, ни телефона поблизости нет. Бардак! Тьфу! Прости Господи.

Костёр прогорел, и Белозёров уже достаточно сильно продрог, когда минут через двадцать за ним приехала машина, где сидели промёрзшие до костей другие бедолаги регулировщики. В машине ему рассказали, что лейтенанта уже отвезли в морг.

Лейтенант был любимцем всех солдат в полку. Небольшого роста, улыбчивый, он был очень похож на первого космонавта СССР Юрия Гагарина. Поговаривали, правда, что у него были проблемы со слишком любвеобильной женой, и он из-за этого очень переживал. Да теперь чего об этом говорить, отмучился… Земля ему пухом!

«Смерть лучших забирает и дёргает по одному», — подумал Белозёров, а вслух сказал:

— Ну почему так несправедливо всё устроено? Вот лейтенант хорошим человеком был, а ему не повезло, не то что прапорщику Шныре! — Саня подул на свои замёрзшие руки, пытаясь отогреть их дыханием.

— А что было с прапорщиком Шнырей? — отозвался один из сидящих рядом «снеговиков». — Александр, расскажи, а?

— Расскажу, если не слышали. Короче, этот, прости господи, Шныря своими издевательствами довёл подчинённых до высшей точки кипения, и они тайно поклялись отомстить ему после демобилизации. Но солдат-первогодок Бровко всех опередил. Он до армии артистом театра был. Сами понимаете, артист — натура впечатлительная и утончённая. В «карантине», как мог, сносил все издевательства и придирки прапорщика и мечтал лишь о том, чтобы после прохождения «курса молодого бойца» не попасть в его роту Но чуда не случилось. И вот однажды, после очередной порции «воспитания», стоя на караульной вышке с боевым автоматом, увидел Бровко своего ненавистного врата-мучителя, проходившего по дороге в автопарк. Недолго думая, солдатик разрядил в прапора весь магазин с патронами и, увидев, что последний упал, покинул свой пост и тихонько ушёл в роту.

В это время как раз была очередная смена караула, услышали стрельбу и обнаружили, что исчез часовой с оружием, ну, естественно подняли тревогу. Весь день искали, но безрезультатно. Нашли солдата только вечером, когда дневальный по роте убирал туалет. Одну из кабинок кто-то упорно не хотел покидать, несмотря на угрозы дневального. Тогда дневальный через соседнюю кабинку решил выяснить, что там за «засранец» заперся и не желает покидать это чудное место. Перелез через стенку, глянь, а там Бровко висит на верёвочке, глаза выкатил и мило так улыбается. Повесился! — Саня вытащил из кармана пачку сигарет и закурил.

«Снеговики» сидели и смотрели на Белозёрова, не подавая никаких реплик, будто и вправду были из снега. Саня усмехнулся, видя это немую сцену, затянулся ещё раз сигаретой и, выпустив сизый дым, продолжил:

— Спокойно мужики, это ещё не конец. Конец был счастливый, как в кино! Жаль только Бровко там уже не снимался. Короче, так. Прапорщика Шнырю отвезли в госпиталь, он оказался очень живучим, гад, и уже через месяц вернулся в часть с огромным страшным шрамом через всё лицо и инвалидной тростью в левой руке. Ни дать ни взять капитан с пиратского корабля, не хватало только попугая на плече! Характер у него стал ещё хуже, а издевательства изощрённее. Мы, молодые солдаты, разбегались, как тараканы по щелям, стоило ему только поставить свою «пиратскую» ногу, как называли ребята его трость, на территорию полка.

— А Бровко? — ожил один из «снеговиков».

— А Бровко увезли домой в «цинке». Как говорится, о покойном или хорошо, или ничего, но тогда его ругали все. За что? Как сказал «дед» Вася Щукин, надо было сделать контрольный выстрел в голову. Подождать немного, перекурить и сделать ещё один выстрел, а уж потом идти и вешаться. И была бы ему вечная память и солдатский почёт. Всё вас, «карасей», учить надо! Никогда ничего нормально сделать не можете…

Закончив рассказ, Саня надвинул шапку на глаза и, откинувшись на ледяной бортик автомобиля, задремал под негромкие разговоры «снеговиков», обсуждавших услышанную страшилку. На морозе спалось очень хорошо, если бы так жутко не трясло на ухабах автомобиль.

Минут через пятьдесят они прибыли на место дислокации. Ребята в темпе вальса начали разворачивать радиостанции. И уже было некогда думать ни о погибшем лейтенанте, ни о прапорщике Сазонове, ни тем более о Бровко и Шныре. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Поднимай, натягивай, закрепляй! Заземляй!

Саня едва успел переодеться в кунге своей машины, сменив чёрную форму регулировщика на тулуп и валенки, когда услышал вопли проверяющих офицеров:

— Не укладываетесь в норматив! Будете наказаны! Почему до сих пор не подано электропитание на радиостанцию?

— Да пошли вы все в жопу, — тихо, очень тихо пробурчал Белозёров, взял кабель и потащил его по непролазным сугробам от радиостанции до дизель-генератора, не обращая никакого внимания на маты, летящие ему вслед. Мать, мать, мать… Сколько же у него сегодня ещё будет матерей?

«Значит, я никогда не буду сиротой. Хоть это хорошо!» — подумал Саня, усмехнулся своей мысли и… провалился по плечи в снежную яму.