Крыло беркута. Книга 1 - [7]
— Хи-хи-хи… — меленько захихикал Суртмак. — Ну и шутник же ты, Исянгул-турэ! Оставлю, оставлю я тебя вместо себя! Скоро пред ханским ликом предстанешь…
Когда уже стемнело и народ в становище угомонился, вдруг нарушил тишину над Меллой собачий лай. Кто-то громко выругался, собака взвизгнула и жалобно заскулила. Немного погодя раздался отчаянный девичий крик, но тут же оборвался, и снова воцарилась тишина.
Наутро Суртмака нашли в гостевой юрте мертвым. Лицо его почернело, глаза, вчера лишь недобро глядевшие на мир сквозь узкие щелочки, вылезли из глазниц, язык вывалился, на шее, с обеих сторон, темнели кровоподтеки. Баскак был задушен.
Исянгул-турэ быстро установил виновного. Перед толпой выставили связанного егета.
— Этот егет уже был наказан за то, что поднял руку на слугу великого хана, — гневно вскричал Исянгул. — Но урока он не извлек и содеял такое, чего в нашем роду не бывало: самочинно порешил человека! Да какого человека! Слугу великого хана, баскака. Почтенные! Мы не можем оставить виновного у себя. Отправим его на суд к самому великому хану. Пусть там держит ответ…
Что-то слишком напирал Исянгул-турэ на величие хана. Впрочем, это и понятно.
Происшествие, грозившее тяжелыми последствиями, настолько поразило всех, что больше никто не издал ни звука.
Виновного под охраной повезли на далекий суд.
А через несколько дней пришла весть: убийца сбежал в пути.
Исянгул-турэ облегченно вздохнул. Он ждал эту весть.
3
Егет, получивший в краю тамьянцев имя Биктимира, убив баскака, принес многим несомненную пользу. Пока хан назначил нового баскака, там, где ясак не был собран, за дело это взялись предводители родов и племен и сами же отправили собранное в Казань. Так люди пострадали меньше: свой турэ все же знает, у кого сколько взять, меры не теряет, потому что лишь последний глупец рубит сук, на котором сидит. Если кто и прихватил лишнего, так себе, на своей земле оставил, не отправил куда-то.
Таким образом, происшедшее возле устья Меллы коснулось не только кара-табынцев, но и соседних родов и племен, порадовало не одного лишь Исянгула, но и других турэ. Тот же Шакман, предводитель тамьянцев, узнав об убийстве Суртмака, едва скрыл радость.
Когда Биктимир отоспался, Шакман призвал его в свою юрту, чтобы снова порасспрашивать и попутно выяснить, какой силой располагает Исянгул.
— Худо твое дело, — припугнул он егета. — За Суртмака будут мстить, хан это дело так не оставит. Потребует, чтобы нашли убийцу. Что мне тогда делать? Самого ведь за горло возьмут.
— Я не попадусь, Шакман-агай, чуть что — скроюсь.
— Не в тебе только дело. Ведь и мне перепадет за то, что укрыл убийцу баскака. Понимаешь?
— Сейчас же уехать, что ли?
— Дурень! А куда? Где тебя ждут?
— Так об этом я и толкую, Шакман-агай. Беглому податься некуда: в лесу — темно, в степи — светло, далеко видно. Куда мне теперь?..
— Как же ты решился на такое дело, а? За что убил баскака?
— Да уж вышло так. Сгоряча…
Биктимир тяжело вздохнул и, смущенно потупившись, как это делают лишь совестливые люди, продолжал:
— Была у меня, Шакман-агай, девушка на примете, к свадьбе дело шло. И отец мой, и мать были согласны. Хотели с осенней охоты потратиться. Не судил аллах… — Егет сглотнул подступивший к горлу комок. — Суртмак собрался отправить меня в каменоломню. Я под стражей сидел. Ночью услышал ее крик. Стража своя была — я сумел уйти в темноте. Пометался туда-сюда, догадался заглянуть в гостевую юрту. А там Суртмак одежду с нее р; вет. Ну, я разум и потерял…
— А невеста-то твоя теперь где?
— Где ж ей быть? Там слезы льет…
— Звать ее как?
— Минзиля.
— Сплоховал ты, егет. Надо было ее с собой позвать.
— Так сам же знаешь, Шакман-агай, я не из становища бежал. Буду жив-здоров — вернусь я туда, заберу ее.
— Кто ж тебе ее отдаст? Турэ твой опять повелит схватить тебя. Я вот тебя тут скрываю, но ведь не все такие, как Шакман…
— Доведет, так я и самому Исянгулу голову сверну. Будет другим урок, как сородича в рабство, а девушку на позор отдавать!
— Хра-абрый ты! Но таким и надо быть, — неожиданно поддержал Биктимира Шакман-турэ. — Я тебе помогу. Когда шум немного уляжется, слетаешь в свое становище. Дам тебе пяток наших егетов. Они у нас не из робких. Вихрем налетите. Отомстишь Исянгулу, гнездо его тряхнешь, возьмешь свою невесту — и обратно. Только не прямо — попетляешь, след запутаешь на случай погони…
Тут Шакман спохватился: да ведь он выкладывает чужаку свои сокровенные мысли, раскрывает затаенную думку!
Жила эта думка с тех пор, как произошла стычка с проходившими мимо кара-табынцами. Хотелось Шакману проучить дерзкого Исянгула. И не только проучить, — коль подвернется случай, ослабить и подчинить себе его род.
Давняя заветная мечта Шакмана — собрать вокруг себя, то есть покорить слабые окрестные племена и самостоятельные роды, возвысить свое племя всем — даже самому хану — на удивление. Но в отношении кара-табынцев он пока что ничего не мог предпринять: за ними стояло племя Ирехты, за Исянгулом стоял Асылгужа-тархан[16], каким-то образом добившийся расположения Казани.
Сам аллах послал Шакману грешного Биктимира, и было бы непростительным не воспользоваться этим. «Его руками я поймаю сразу двух зайцев, — самодовольно подумал Шакман. — Разорю гнездо Исянгула, а то больно быстро входит в силу. И предстану в выгодном свете перед ханом: если что — все объясню отмщением за смерть Суртмака».
Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.
Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.
Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.
Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.
Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.