Крыло беркута. Книга 1 - [9]
— Мед мне будет нужен в дар султану турков. С десяти дымов — сапсак[20] меду!
— В тех краях выгоняют деготь, великий хан.
— Деготь — дегтем, смола потребуется, много смолы, коль подступит войско урусов…
Таким образом Шакман-турэ, представ перед ханом в надежде на возвышение, нахлопотал на свою шею. И прежде племя платило немалый ясак, но сколько платить — не было твердо установлено, это позволяло как-то изворачиваться, хитрить. Теперь же, когда прозвучало точное повеление из уст хана, как извернешься? Хоть с душой своей расстанься, а названное отдай. Моргнуть не успеешь — явится баскак со своими армиями и понукальщиками.
Пораженный в Казани тем, что увидел, — многочисленностью торговцев, съехавшихся из разных земель, обилием набитых товарами лавок и прочими зрелищами, — Шакман лишь после возвращения в свой аймак, осмыслив и оценив результаты поездки, понял: Мухаммед-Эмин-хан преднамеренно унизил его. И в сердце турэ родилось чувство глубокой обиды. Через несколько лет обида удвоилась, поскольку пришла весть, что хан обласкал предводителя племени Ирехты Асылгужу, дав ему ярлык на тарханство, то есть освободив от ясака.
«Почему Асылгуже? — думал Шакман, злясь. — Почему не мне? Чем я хуже? Ни умом, ни статью не обойден. Племя у меня большое… Нет, коль так, нельзя дремать. Первым делом, надо убрать с пути этого новоявленного тархана!..»
Казанский трон в те годы был довольно шаток, то один хан всходил на него, то другой. Тем Шакман и утешил свебя. «Придет день — скинут и этого, — надеялся он. — Съезжу к другому хану. Ведь Мухаммед-Эмин-хана один раз уже свергли и посадили на трон его младшего брата Габдельлатифа. Но тот долго не просидел, спустя пять лет Мухаммед-Эмин вернул потерянное. Опять же — надолго ли?..»
Ждал Шакман, ждал падения Мухаммед-Эмина и не замечал, как время летело. Племя его множилось, скот плодился, выросла и собственная семья, народились сыновья и дочери.
Рождение у турэ сына-киньи[21] обернулось празднеством для всего племени. Шакман пригласил гостей из соседних племен, дабы они заодно убедились в его состоятельности и обширности тамьянских владений. Предстояло дать сыну такое же звучное, как у отца, имя.
Именно в те праздничные дни пронеслась по кочевьям весть: Мухаммед-Эмин низвергнут. Несказанно обрадовался Шакман.
— Слава аллаху! — проговорил он, выслушав вестника. — Кто занял трон?
— Из города Касимова позвали Шагали-хана. Он и занял.
— Шагали! — воскликнул Шакман, изменив обычной своей сдержанности. — Да будет нога его легкой, а жизнь долгой!
Не раздумывая более, предводитель тамьянцев нарек новорожденного Шагалием, вложив в имя сына и ненависть к низвергнутому хану, и большие надежды, связанные с новым властителем. Да, возродились надежды Шакмана на возвышение и славу, которой не смог он достичь при Мухаммед-Эмине. Сколько можно прозябать в положении главы заурядного племени! Он должен стать влиятельным, всеми почитаемым турэ, получив для начала привилегии тархана!
«Может быть, добьюсь не только тарханства, — прикидывал Шакман. — Может быть, Шагали-хан приблизит меня к себе, сделает мурзой…»
Но сладостные мечты опять рухнули. Когда Шакман совсем уж собрался вторично поехать в Казань, чтобы предстать пред ликом нового хана и добиться его расположения, оплевав прежнего властителя, показав свою силу и достинство, — как раз в этот момент снова все перевернулось. Пришла весть: казанцы не поладили с Шагали-ханом, послали гонцов к крымскому хану Мухаммед-Гирею, тот не заставил себя долго ждать, явился с войском и посадил на трон младшего своего брата Сахиб-Гирея, а Шагали, позванный из Касимова, дорогой сердцу тамьянского турэ Шагали, спасся бегством…
Будто громовым ударом оглушило Шакмана, долго не находил он себе места, ходил сам не свой. Вскипела в нем злость на любимцев судьбы, легко, подобно Асылгуже-тархану, удостоившихся ханских милостей. Разгорелось мстительное чувство к таким, как Асылгужа. «Надо готовиться! — решил Шакман, еще не представляя достаточно ясно — к чему. — Надо подбирать крепких, отчаянных егетов. Надо изготовить побольше луков, оперить побольше стрел, вырубить побольше сукмаров[22]…»
Эти мысли привели его к хранилищу общеплеменного достояния — захотелось осмотреть военное снаряжение. У входа остановился, задумался, облокотившись о каменную ограду.
Построил хранилище пленник-урус, сбежавший откуда-то из-под Казани. Практичный Шакман приютил его, потом дал помощников, и пленник, вырыв углубление в склоне горы, выложил каменные стены. Получилась клеть, какой не было ни у одного из предводителей соседних племен. Ничем не хуже ханских клетей! Даже дверь из железа выковал умелый урус, и Шакман входил бы в хранилище, с лязгом откинув запоры, как это делают в Казани, если бы пленник не исчез вдруг, не установив дверь на место. Пришлось просто прикрывать ею дверной проем, подпирая снаружи бревном. Зато, как всюду у особо важных дверей, днем и ночью стоял возле нее охранник. Когда племени угрожала какая-нибудь опасность, выставлялись два охранника: в случае чего один прибежит в становище, известит предводителя. Лишь в сильных, знающих себе цену племенах существовал такой порядок.
Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.
Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.
Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.
Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.