Крыло беркута. Книга 1 - [120]
Минлибика сидела в странном состоянии, будто в воду опущенная, и голоса мужчин — ее мужей! — доносились теперь до нее сквозь тоненький звон в ушах.
— Что за люди урусы? — спросил Канзафар.
— Урусы-то? Люди как люди. Такие же, как мы. И среди них всякие попадаются: хорошие, плохие, есть злые, есть безропотные — всю жизнь работают не разгибая спины…
— Насчет еды там как?
— У кого есть, тот ест, а у кого нет, тот, как говорится, лапу сосет.
— Я не об этом. Что они, спрашиваю едят?
— Разное. Молоко, катык. Только у катыка название другое. Мясо, масло — как у нас. Но лепешек в золе там не пекут. Пекут высокий круглый хлеб. Каравай называется. — Гость, словно бы приставив каравай к груди, показал, какой он бывает величины.
— А «аллахи акбар» по-ихнему делать, креститься они всех заставляют? — с детской непосредственностью поинтересовался Канзафар.
— Не-ет. Кто из них помоложе, те и сами редко крестятся. То забудут, то рукой на это махнут…
Минлибика шевельнулась и, не зная, что делать, как быть, решила все же поговорить с гостьей. Спросила шепотом:
— А ты… ты тоже их видела? Урусов этих?
Гостья подняла на нее непонимающий взгляд.
«Может, на ухо тугая? — мелькнула мысль у Минлибики. — Или немая?» Не получив ответа, она встала, вспомнила — надо принести мясной отвар. Как-то бездумно, будто в беспамятстве, пошла в лачугу и, вернувшись с двумя плошками отвара, приостановилась в дверном проеме юрты.
Мужчины продолжали беседу.
— Тамьянцы мимо вас не проходили? — спросил гость.
— Тамьянцы? Нет, не видели. Прошли, так, наверно, по верховьям Кугидели, там путь удобней. А что, ты их ищешь?
— Было время — и меня называли тамьянцем. Вернулся вот, а племени на прежнем месте нет.
— Слышал я, сильное племя. И турэ у тамьянцев, говорили, толковый. Забыл только, как его зовут.
— Шакманом.
— Да-да. Умный, говорили, человек.
— Спасибо за доброе слово! Это мой отец…
Плошки выпали из рук Минлибики, жирный отвар разлился по коврику, постланному у порога. Минлибика посунулась за плошками, но подобрать не смогла — в глазах у нее потемнело, и она ткнулась лицом в кошму, потеряла сознание.
Шагали сделал движение, порываясь встать, чтобы помочь женщине.
— Надо дать ей холодной воды!
— Не беспокойся, — махнул рукой Канзафар. — Дадут. Обморок, должно быть. Очнется. Эй, кто там есть? Займитесь-ка…
Вбежали охранник со слугой, унесли женщину в другую юрту.
— А ты ешь, ешь! Очень полезным ты оказался гостем. Интересные вести принес, — вернулся к разговору Канзафар. — Ешь, ешь!..
Но неожиданное происшествие расстроило гостя. Чтобы не обидеть хозяина, он взял в руку мосол, а обгрызать не стал, есть расхотелось.
— Ешь, пожалуйста, ешь! — настаивал Канзафар. — Вижу, загрустил ты. По племени своему сильно соскучился? Может, кураиста позвать? Пусть повеселит душу…
— Спасибо, не нужно. И так уважил нас… Скажи, ведет ли у тебя кто-нибудь записи о важных событиях в жизни племени?
— Нет. Такого у меня нет, — несколько удивленно ответил молодой турэ.
— А может, есть человек, понимающий тюрки[72]?
— Тюрки? А зачем мне нужен тюрки? Обойдемся и без него!
— В племени нужен человек, умеющий читать и писать.
— Коль понадобится, позову муллу. Он и прочитает.
— В племени есть мулла? Откуда родом?
— Прибрел со стороны Казани один бездельник, попрошайничал тут, да так и прижился.
— Нет, такой не годится. Я подумал, у тебя — свой надежный мулла.
— Тебе нужно что-нибудь написать?
— Нет, прочитать и растолковать. Есть у меня одна важная бумага для тебя.
— А ты оставь ее! Появится надежный человек — прочитает мне.
Немного поколебавшись, Шагали вытащил из кармана, пришитого к подкладу чекменя, кожаный сверточек, протянул Канзафару.
— У Авдеяка тоже не оказалось надежного человека, я и ему оставил. Это залог на будущее. Тайный залог. Надо держать эту бумагу подальше от чужих глаз. Когда найдешь надежного муллу, соберешь своих акхакалов, ознакомишь их. Без посторонних. Как бы ханские псы не пронюхали… А теперь нам бы отдохнуть. С утра опять в дорогу…
Вскоре один из охранников, приблизившись к гостевой юрте, услышал, что приезжий негромко разговаривает с женой на каком-то непонятном языке.
Наутро гости уехали.
— Выпадет случай — навести тамьянцев, дорогим моим гостем будешь, — сказал Шагали Канзафару на прощанье.
— Ты сперва найди их. То ли живо племя, то ли…
— Живо! Живо! — воскликнул гость. — Племя Тамьян должно жить!
Минлибика еще вечером очнулась, но, сославшись на болезнь, не показывалась.
25
И прежде, услышав что-нибудь о своевольных, избалованных давней привилегией юрматынцах, баскак Ядкар морщился. Когда окрепло подозрение, что пропавшую девушку прибрал к рукам Татигас, желчь у баскака и вовсе вскипела. «Не зря все же тамьянский турэ указал на Татигаса, — думал Ядкар-мурза. — Ишан Апкадир, похоже, склоняется к тому же».
Встреча с ишаном оставила приятное впечатление. Но не мог понять баскак, почему хазрет так резко настроился против тамьянцев. Заставляло задуматься желание служителя веры подогреть вражду двух племен. Человек, чье положение обязывает считать кровопролитие грехом, заинтересован в кровавом столкновении. Почему? Какая от этого польза аллаху, что выгадает он сам?
Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.
Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.
Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.
Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.