Минлибика сидела в странном состоянии, будто в воду опущенная, и голоса мужчин — ее мужей! — доносились теперь до нее сквозь тоненький звон в ушах.
— Что за люди урусы? — спросил Канзафар.
— Урусы-то? Люди как люди. Такие же, как мы. И среди них всякие попадаются: хорошие, плохие, есть злые, есть безропотные — всю жизнь работают не разгибая спины…
— Насчет еды там как?
— У кого есть, тот ест, а у кого нет, тот, как говорится, лапу сосет.
— Я не об этом. Что они, спрашиваю едят?
— Разное. Молоко, катык. Только у катыка название другое. Мясо, масло — как у нас. Но лепешек в золе там не пекут. Пекут высокий круглый хлеб. Каравай называется. — Гость, словно бы приставив каравай к груди, показал, какой он бывает величины.
— А «аллахи акбар» по-ихнему делать, креститься они всех заставляют? — с детской непосредственностью поинтересовался Канзафар.
— Не-ет. Кто из них помоложе, те и сами редко крестятся. То забудут, то рукой на это махнут…
Минлибика шевельнулась и, не зная, что делать, как быть, решила все же поговорить с гостьей. Спросила шепотом:
— А ты… ты тоже их видела? Урусов этих?
Гостья подняла на нее непонимающий взгляд.
«Может, на ухо тугая? — мелькнула мысль у Минлибики. — Или немая?» Не получив ответа, она встала, вспомнила — надо принести мясной отвар. Как-то бездумно, будто в беспамятстве, пошла в лачугу и, вернувшись с двумя плошками отвара, приостановилась в дверном проеме юрты.
Мужчины продолжали беседу.
— Тамьянцы мимо вас не проходили? — спросил гость.
— Тамьянцы? Нет, не видели. Прошли, так, наверно, по верховьям Кугидели, там путь удобней. А что, ты их ищешь?
— Было время — и меня называли тамьянцем. Вернулся вот, а племени на прежнем месте нет.
— Слышал я, сильное племя. И турэ у тамьянцев, говорили, толковый. Забыл только, как его зовут.
— Шакманом.
— Да-да. Умный, говорили, человек.
— Спасибо за доброе слово! Это мой отец…
Плошки выпали из рук Минлибики, жирный отвар разлился по коврику, постланному у порога. Минлибика посунулась за плошками, но подобрать не смогла — в глазах у нее потемнело, и она ткнулась лицом в кошму, потеряла сознание.
Шагали сделал движение, порываясь встать, чтобы помочь женщине.
— Надо дать ей холодной воды!
— Не беспокойся, — махнул рукой Канзафар. — Дадут. Обморок, должно быть. Очнется. Эй, кто там есть? Займитесь-ка…
Вбежали охранник со слугой, унесли женщину в другую юрту.
— А ты ешь, ешь! Очень полезным ты оказался гостем. Интересные вести принес, — вернулся к разговору Канзафар. — Ешь, ешь!..
Но неожиданное происшествие расстроило гостя. Чтобы не обидеть хозяина, он взял в руку мосол, а обгрызать не стал, есть расхотелось.
— Ешь, пожалуйста, ешь! — настаивал Канзафар. — Вижу, загрустил ты. По племени своему сильно соскучился? Может, кураиста позвать? Пусть повеселит душу…
— Спасибо, не нужно. И так уважил нас… Скажи, ведет ли у тебя кто-нибудь записи о важных событиях в жизни племени?
— Нет. Такого у меня нет, — несколько удивленно ответил молодой турэ.
— А может, есть человек, понимающий тюрки[72]?
— Тюрки? А зачем мне нужен тюрки? Обойдемся и без него!
— В племени нужен человек, умеющий читать и писать.
— Коль понадобится, позову муллу. Он и прочитает.
— В племени есть мулла? Откуда родом?
— Прибрел со стороны Казани один бездельник, попрошайничал тут, да так и прижился.
— Нет, такой не годится. Я подумал, у тебя — свой надежный мулла.
— Тебе нужно что-нибудь написать?
— Нет, прочитать и растолковать. Есть у меня одна важная бумага для тебя.
— А ты оставь ее! Появится надежный человек — прочитает мне.
Немного поколебавшись, Шагали вытащил из кармана, пришитого к подкладу чекменя, кожаный сверточек, протянул Канзафару.
— У Авдеяка тоже не оказалось надежного человека, я и ему оставил. Это залог на будущее. Тайный залог. Надо держать эту бумагу подальше от чужих глаз. Когда найдешь надежного муллу, соберешь своих акхакалов, ознакомишь их. Без посторонних. Как бы ханские псы не пронюхали… А теперь нам бы отдохнуть. С утра опять в дорогу…
Вскоре один из охранников, приблизившись к гостевой юрте, услышал, что приезжий негромко разговаривает с женой на каком-то непонятном языке.
Наутро гости уехали.
— Выпадет случай — навести тамьянцев, дорогим моим гостем будешь, — сказал Шагали Канзафару на прощанье.
— Ты сперва найди их. То ли живо племя, то ли…
— Живо! Живо! — воскликнул гость. — Племя Тамьян должно жить!
Минлибика еще вечером очнулась, но, сославшись на болезнь, не показывалась.
