Крыло беркута. Книга 1 - [122]
— Другие видели: спина у него исполосована, а на груди — знак в виде народившегося месяца.
— Казанское клеймо… Должно быть, люди хана Сафа-Гирея его пометили. У нас, в ногайской стороне, метят иначе.
— Аллах великий! Выходит, он совершил преступление против Казани, почитаемой мусульманским миром. Нечестивец! Гнать его надо, гнать!
— Не стоит спешить с этим, как тебя… мюрид. Зачем гнать? Таких злодеев надо тихонечко брать и отправлять, куда следует. Пока лучше не шуметь. В свой срок представится подходящий случай — возьмут его.
Назвавший себя мюридом настолько разволновался, что руками замахал.
— Сказал я бию, сказал! Очень, говорю, подозрительный человек. Похоже, говорю, грех на нем большой. А Татигас-бий: «Не суйся, нет на нем греха!»
— Ты о нашем разговоре своему турэ не говори. Понял?
Хотя и не удалось напасть на след пропавшей девушки, Ядкар-мурза был доволен разговором: обнаружилось нечто иное, сулящее ему выгоду. Он даже подумал, не отдать ли приготовленный для Татигаса подарок этому слуге божьему, и руку уже за пазуху запустил, на спохватился: «Жирно будет! В крайнем случае, суну ишану Апкадиру, пусть за меня помолится. Молитва ишана дойдет до всевышнего скорей, чем молитва мюрида».
А мюриду то ли мурза понравился, то ли молитвы уже порядком наскучили — вовсю разговорился. Выкладывал всякие подробности своей жизни, вплоть до того, кому в последние годы заупокойную сотворил, кому имя дал.
«И этот когда-нибудь разбогатеет, как ишан, — подумал Ядкар-мурза. — В чьи только руки не идет предназначенное мне добро!»
— Полученный в вознаграждение скот где содержишь? — спросил он. — Свое стадо завел или в стадо Татигаса перегоняешь?
— Я не перегонял, только на бумагу заносил, кто что мне должен. А святой ишан сказал: «Не делай так, собери все и присоедини к стаду при мечети».
«Ишан твой не дурак», — усмехнулся про себя баскак.
— Присоединил?
— Не получилось. Татигас-турэ сначала разрешил и акхакалов велел позвать, чтоб на их глазах сбили мое стадо, но тут как раз приехал гость, дело прервалось, а когда гость уехал, турэ встал поперек. Пусть, говорит, скот останется в племени, тебе, говорит, у нас жить, мечеть, даст аллах, сами построим.
— Не скоро это будет. Татигас-турэ, я знаю, о мечети не очень-то печется.
— Вот я и иду к хазрету, сообщу ему. Как он скажет…
«Да разве ж твой хазрет упустит возможность прирастить свое стадо!» — подумал Ядкар-мурза и даже позавидовал ишану: вот кому легко живется! Добро само ему в руки идет. Служить богу, пожалуй, выгодней, чем хану. Не будь он, Ядкар-мурза, знатным лицом, пошел бы в муллы. Но он родился мурзой и станет ханом. Непременно станет! Осталось только убрать Акназара. Но как? Кто поможет?..
Вдруг послышался баскаку голос ишана Апкадира. Тьфу ты, оказывается мюрид старается говорить его голосом! Во всем подражает своему покровителю, даже всхрапывает, как он, и подергивает носом. Умеет хазрет подбирать последователей!
— Какие еще вести несешь хазрету? — спросил Ядкар-мурза, уже намереваясь расстаться с мюридом.
— Так же, как ты, мурза, он расспрашивает обо всем… На днях у бия побывал еще один гость. С женой…
— С женой? Что ж ты сразу не сказал? Молодая она? Ростом какая: высокая, низкая? Волосы какие? Черные?
— Я ведь уже объяснил, что не разглядываю их… Но одно знаю: она говорит на чужом языке.
— На чужом языке?
— Да. Днем ни с кем не разговаривала. Я уж подумал — не лишил ли ее аллах дара речи. Но вечером, когда остались они в юрте вдвоем, разговаривали вполголоса. Не по-нашему…
— Должно быть, этот гость женат на чужеземке. Либо купил ее у какого-нибудь лихого человека…
В душе баскака опять шевельнулась зависть. Давно известно ему, что среди рабынь, продаваемых на невольничьих рынках в той же Астрахани или в Крыму, куда сам он поставляет живой товар, встречаются изумительной красоты чужеземки, а ни одна из них в его руки еще не попадала. Но ничего, станет ханом — навезут ему красавиц!
— Странный это был гость, — продолжал мюрид. — Не только жена — и сам подозрительный.
— В чем его подозреваешь? Не обронил ли он что-нибудь, порочащее великого мурзу?
— Нет, ничего такого говорить не говорил. Но хвалил кяфыров.
— Кяфыров?
— Да. Кажется, он жил среди урусов. Так выходит, судя по его речам. Урусы, говорит, такие же дети Адама, как мы. Поразительно, мурза! Приравнять врагов нашей веры к правоверным! Кто знает, может быть, он сам кяфыр. Вероотступник, предавший ислам. Спешу довести это до сведения учителя моего ишана Габделькадира-хазрета…
Глаза баскака алчно блеснули — сообщение мюрида сулило ему нечто такое, что сразу заслонило и пропавшую наложницу, и всех чужеземных красавиц. Он в волнении облизнул губы, кабаньи клыки на миг исчезли и снова выставились.
— Лазутчик! — вскрикнул баскак.
— Он оставил бию сверточек. Залог какой-то.
— Что за залог? От кого?
— Не знаю. Кожаный сверточек. В нем должно быть что-то тайное. Татигас-турэ хотел развернуть, но гость этот сказал: «Откроешь, когда я уеду. Покажешь надежному человеку, умеющему читать. Без лишних глаз».
— Кяфыр! Лазутчик урусов!
Ядкар-мурза хорошо знал, что существует обычай засылать во враждебный стан лазутчиков, чтобы разведать, какими силами располагает противник, и главное — посеять в народе смуту. Доходили до его чуткого слуха и вести о властном, хитром царе Иване, сидящем на московском троне. Царь усилил многолетнюю войну с Казанским ханством, но, выходит, одной Казанью, коль она падет, не ограничится, потянется к владениям Ногайской орды.
Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.
Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.
Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.
Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.