Крыло беркута. Книга 1 - [119]

Шрифт
Интервал

Трагические события будоражат народ, и если совершается злодеяние, сколь бы скрытно его ни совершили, народ чует, чьих это рук дело. Пошли толки: «Боясь потерять трон, убийство подстроил сам Акназар-хан». — «Да нет, не может этого быть, все ж — родные братья». — «К тому же Килимбет не мог уже тянуться к трону — у хана, говорят, сын родился, Ахмет-Гирей…» Подозрение с хана было снято. Суждения были разные, но все они, наконец, свелись к одному: «Чтобы приблизиться к трону, Килимбета убил баскак Ядкар». Тогда, вспомнив поговорку о баскаках, и стали ее переиначивать.

Но покойного не принято хулить. Хорош ли, плох ли был убитый, жалеют его, а осуждают убийцу. Со временем в народном сознании вырисовались два Килимбета: светлоликий — Аккилимбет, и черноликий — Каракилимбет. Долго эти образы олицетворяли жертву зла и само зло.

Какая бы собака, рыжая или черная, ни цапнула за ляжку — одинаково больно. В справедливом гневе укушенный замахивается палкой, и злодейку настигает возмездие. Бывает, правда, что под удар попадает не рыжая собака, которая вас укусила, а черная. Все же вы чувствуете некоторое удовлетворение… Палка возмездия, поднятая минцами, ни в кого не угодила. Однако суд народный вынес свой приговор злодейству. Прозвучал в веках кубаир безвестного сэсэна:

Вражда опаснее недуга,
Но, как зверье, творя разбой,
Готовые сожрать друг друга,
Грызутся мурзы меж собой,
И Килимбета Килимбет,
Глядишь, на тот спровадил свет…

Племя минцев, терпеливо снося свои невзгоды, отсчитывало день за днем.

В один из обычных дней в главном становище племени появился чернобородый незнакомец. За ним следовала его жена. Встретили их настороженно: не беглые ли? Судя по усталым лицам и запыленной одежде, проделали они немалый путь.

— Где я могу увидеть вашего турэ? — спросил незнакомец.

Чужаков опасливо проводили к юрте Канзафара.

— Путников, подошедших к порогу, не принято отвергать. Пусть войдут, — сказал молодой турэ, выслушав сообщение охранника.

Незнакомец, как должно, поприветствовал хозяина юрты и, посадив с его разрешения жену за занавеску, приступил к разговору. Выяснилось, что он ищет свое племя, перекочевавшее куда-то, едет с севера, от устья Агидели. В пути на несколько дней задержался в племени, называемом Оранлы, погостил у его предводителя Авдеяка, оттуда направился в эти края.

Канзафара томило однообразие навевавших скуку дней, поэтому появление такого собеседника обрадовало его. Узнав об этом, оживилась и хозяйка, Минлибика, ходившая с кисловатым выражением на лице. Особенно порадовалась она тому, что бог послал гостя с женой: пока мужчины будут беседовать о своем, и она отведет душу, поговорит с гостьей, а то намолчалась уж тут до невозможности.

Гость был немногословен, но то, что он говорил, западало в память.

— Солнце, брат, везде одно. Утром восходит, вечером заходит, — ронял он неторопливо.

— А нам кажется — в других краях, к примеру, ближе к Казани, оно греет сильней.

— Кого греет, а кого — и нет. Кто умеет греться, тот не мерзнет… И я полагал, что у вас, в ногайских владениях, потеплей. А солнце-то, на поверку, и тут то же самое.

— Солнце — в руках божьих. Как Тенгри решит, так оно и греет, — рассудил Канзафар, не уловив в словах гостя иносказания.

Он был доволен собой — умеет вести беседу. А умение беседовать для турэ, тем более — молодого, немало значит. Гость ли, свой ли акхакал выскажет мысль, требующую достойного ответа, — надо ответить умно, на уровне собеседника. Нелегки обязанности турэ, это вам не со сверстниками, сломя голову, скакать на коне!

Пока турэ и гость беседовали таким вот образом, по соседству в лачуге хлопотали ашнаксы. Минлибика, не любившая сидеть сложа руки, тоже толклась возле котла. Широкую чашу с только что сваренным, дразняще пахнущим мясом в юрту понесла она сама, прикрыв лицо платком, как подобает при постороннем мужчине. Гость взглянул на нее краешком глаза. Хотя лица женщины он не увидел, уверенные движения выдавали в ней хозяйку, — этим он и удовлетворился.

— Прошу, отведай мясца, — пригласил гостя Канзафар. — В пути, наверно, проголодались.

Гость, как всякий путник, испытавший дорожные муки, тяжело вздохнул, но слова свои о пережитом попытался смягчить шуткой:

— Маловато, турэ, встречается в пути таких, кто накормит. А готовые тебя самого съесть — на каждом шагу.

Что-то знакомое почудилось Минлибике в голосе гостя. Где она могла слышать этот голос прежде? Уж не в пору ли своих злоключений? Сердце у нее замерло при этой мысли. Она поспешила в лачугу, вернулась с еще одной чашей и проскользнула за занавеску, где, прислонившись спиной к сундуку, сидела гостья.

— Кушай! — сказала, подставив чашу перед нею, и сама присела рядом. Гостья благодарно кивнула и совестливо потянулась за мясом. Проголодалась, бедняжка! Но, видать, терпеливая. Не проронила еще ни слова, ни звука.

Мужчины заговорили о войне. Оказалось, гость попал на войну, угодил, раненный, в плен к русским, теперь вот возвращается к близким, удалось вырваться…

И вдруг Минлибику поразила догадка. Неужто… Неужто он, Шагали?.. О боги!..

Сколько о нем было думано-передумано, а вот не узнала сразу. Да и удивительно ли! Хоть по никаху они — муж и жена, виделись-то один лишь раз, и то — в сумраке рассвета. Перекинулись тогда каким-нибудь десятком слов. Потом она несколько раз видела его и слышала голос издали. И бороды у него не было…


Еще от автора Кирей Мэргэн
Тайна Караидели

Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.


Крыло беркута. Книга 2

Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Иначе не могу

Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.


Родные и знакомые

Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.


Когда разливается Акселян

Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.