Крыло беркута. Книга 1 - [102]
Ночью лес наполнился дикими звуками. Угрожающе заухал филин, подали голоса неведомые девушке звери и птицы. Душераздирающие вопли, стоны, визг, вой привели ее в такой ужас, что сердце едва не разорвалось. Удары сердца, отдаваясь во всем теле, напоминали о боли, заслоненной страхом.
Наутро кровососущее божье воинство принялось терзать ее заново. К концу дня веки девушки настолько опухли, что почти сомкнулись, и ее блуждающий взгляд вырывался через узенькие щелочки. Следующей ночью жуткая лесная многоголосица страха уже не вызвала. Мученице все стало безразличным. Волк ли ей вцепится в шею, медведь ли задерет, змея ли ужалит — все равно. Она приготовилась к смерти, даже, казалось, уже ступила за черту, отделяющую жизнь от смерти. Однако на третий день ее вдруг обеспокоила мысль: а кто же ее похоронит? Это беспокойство, на чей-нибудь взгляд, может быть, странное, заставило встрепенуться, дало силы закричать.
И ее услышали.
В становище минцев, когда она пришла в себя, ее, конечно, принялись расспрашивать, кто она, откуда родом, как угодила в беду, но ни слова не добились в ответ. Ей было страшно даже вспомнить о пережитом, она хотела забыть прошлое и молчала, как немая, потому что рассказывать о себе — значит, вспоминать.
Лишь в бане бормотанье добросердечной старухи что-то перевернуло в ней. Услышав слова: «Тебя, дочка, должны были назвать Минлибикой…» — девушка пришла в лихорадочное возбуждение, на глазах ее выступили слезы.
Ведь в самом деле родители, целуя младенческие родинки, назвали ее Минлибикой — Госпожой с родинками.
Была у нее родина, было родное племя Сынгран. Был отец — глава этого племени. Была мать, взлелеявшая ее…
Как забыть все это?
17
Исчезновение полученной в дар девушки причинило баскаку двойной урон. Во-первых, он лишился удовольствия, которое доставляла рабыня, растирая ему спину и ноги, и даже сон потерял. Он подосадовал, что покарал ее чересчур сурово. «Надо было, конечно, наказать, но вернуть на следующий день», — думал баскак. Во вторых, молва о пропаже разошлась по окрестным племенам, дошла до их предводителей и — что страшней всего — может дойти до Акназара, а то и выше. «Не сумел присмотреть за одной-единственной наложницей», — скажут там, наверху. Какой позор, какой ущерб достоинству мурзы! А еще мечтает стать ханом! У путевого хана наложниц-то не менее сорока…
Ткнулся баскак туда, ткнулся сюда, а напасть на след пропавшей пока не смог, и мелькнула у него мысль, не поможет ли разгадать загадку прикочевавший откуда-то из Казанского ханства ишан[68], или кто он там…
Предводитель прибредших из тех же краев тамьянцев, этот Шакман, конечно, врал, наводя тень на Татигаса, с которым не поладил, а все же вполне вероятно, что на девушку польстился какой-нибудь башкирский турэ. Но турэ — не хан, не решится держать ее при себе без никаха, стало быть, обратится к служителю веры, да не из тех, что путаются под ногами, а именитому. Здешняя знать пользовалась обычно услугами каргалинского ишана, теперь появился «святой человек» поближе. Со всем своим имуществом и скотом расположился он у склона горы Каргаул, и уже пошла о нем слава. К нему идут люди, стекаются всякого рода вести, он много знает и что-то может подсказать, если даже никто еще не призвал его для свершения брачной молитвы…
Служителем веры, который сам возвел себя в ишаны и распространял слух о своей святости, был человек, известный нам под именем тамьянского муллы Апкадира Хорасани.
Покинув втихомолку окутанное дымом становище тамьянцев, он, точно лиса, заметающая след, двигался со всем своим достоянием то в одном, то в другом направлении и, наконец, устремился прямо на юг, решив угнездиться в долине Сакмара. Те места представлялись ему весьма подходящими. Ведь в устье Сакмара стоит Актюба, вторая по значимости столица ногайских мурз. Ей подчинены все окрестные племена и мелкие ханства. Было бы неплохо устроиться поблизости от нее и обратить на себя внимание могущественного мурзы Юсуфа. Представлялось возможным даже заслужить благосклонность мурзы, приблизив его к аллаху и отпуская ему грехи. Вращаться при дворе правителя, безусловно, лучше, чем прозябать в невесть где обитающем башкирском племени.
Однако выяснилось, что под Актюбой, в местечке Каргалы, есть мечеть и что утвердился там такой же, как сам мулла Апкадир, пришелец из жарких краев. Надежды на долину Сакмара оказались беспочвенными. Конечно, и в тех местах в руки Апкадира не текло, так капало бы, но не принято варить в одном котле две бараньи головы, тесно двум служителям аллаха в одном приходе. Ни доходами, ни славой делиться Апкадир не хотел, привык жить вольготно, считать себя стоящим ближе всех к всевышнему.
Отказавшись от долины Сакмара, он круто повернул на восток и на земле башкирского племени Мин отыскал древнюю гробницу. О гробнице он услышал в верховьях Кугидели от проезжавших мимо всадников. Проезжие попытались было прихватить несколько овец из стада муллы — помешал пастух.
— Не трогайте! — закричал он. — Руки у вас отсохнут!
— С чего это? — недоверчиво спросил, заколебавшись, один из покусившихся на овцу. — Заговоренные они, что ли?
Приключенческая повесть известного башкирского писателя Кирея Мэргэна (1911–1984) о пионерах, которые отправляются на лодках в поход по реке Караидель. По пути они ближе узнали родной край, встречались с разными людьми, а главное — собрали воспоминания участников гражданской войны.
Вторая книга романа известного башкирского писателя об историческом событии в жизни башкирского народа — добровольном присоединении Башкирии к Русскому государству.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
Описываемые в романе события развертываются на одном из крупнейших нефтепромыслов Башкирии. Инженеры, операторы, диспетчеры, мастера по добыче нефти и ремонту скважин — герои этой книги.
Роман о борьбе социальных группировок в дореволюционной башкирской деревне, о становлении революционного самосознания сельской бедноты.
Роман повествует о людях, судьбы которых были прочно связаны с таким крупным социальным явлением в жизни советского общества, как коллективизация. На примере событий, происходивших в башкирской деревне Кайынлы, автор исследует историю становления и колхоза, и человеческих личностей.