Крыло беркута. Книга 1 - [101]

Она уже не могла не думать о дерзком охраннике и потянулась сердцем к нему, единственному человеку, который в этом чужом ей, не знающем жалости мире одарил ее улыбкой. Порядки во дворце были строгие, за увлечения такого рода полагалась жестокая кара — вплоть до смертной казни, но чем строже запреты, тем сильней жаждут встречи приглянувшиеся друг другу молодые люди. Через несколько дней они снова встретились. Он опять обнял, прошептал ласково: «Зумайра…» — и тут же отпустил, потому что послышался голос: «Аккускар, куда ты пропал?..»

Так она узнала его имя. «Аккускар! Аккускар! — мысленно повторяла она. — Беда ты моя!..» Неожиданно вспыхнувшее чувство породило в ней отчаянную смелость. Скажи Аккускар: «Бежим отсюда!» — безоглядно кинулась бы за ним хоть на край света, готовая принять, если поймают, любые муки.

Кто знает, может быть, встречи, ставшие такими желанными, продолжались бы и дело дошло до побега, если б судьба не нанесла новый удар. В Имянкалу приехал мурза Ядкар. Угощая его, захмелевший хан решил то ли блеснуть щедростью, то ли на всякий случай заткнуть рот опасного баскака и в числе даров гостю назвал наложницу свою Зумайру. Ядкар-мурза не из тех, кто упустит обещанное. Рано утром он уехал, не забыв договориться, чтобы дары были отправлены следом.

В жизни девушки, названной Зумайрой, наступили дни чернее черных. Теперь она стала просто рабыней. Двор баскака — не ханский дворец, тут не было особых помещений и комнат для наложниц. Два неказистых строения для слуг меж лачугой, где готовили пищу, и конюшней, жилой хозяйский дом, дом для гостей, несколько каменных клетей да каменный зиндан с провалившимся сводом, — вот все, что имел покуда баскак, мечтающий стать ханом. Полученную в дар наложницу поселили вместе с прислугой под строгим приглядом. Ядкар-мурза возложил на нее бытующую лишь в ханских покоях обязанность: вечерами растирать ему спину и ноги. Испытывая неповторимое удовольствие от прикосновения мягких девичьих пальцев к своему жирному телу, баскак впадал в сладкую дрему. Заслышав храп хозяина, охранники возвращали рабыню на свое место.

В отсутствие баскака она пользовалась некоторой свободой. Могла даже выйти со двора и однажды издали увидела нескольких узников каменной юрты, выведенных, должно быть, по естественной надобности, а среди них — знакомую фигуру. И не просто знакомую, а ставшую уже родной. Аккускгар! Она замерла, не веря глазам своим. Как он попал сюда? Почему он среди узников? Не она ли повинна в этом, не за те ли две короткие, вспоминающиеся теперь, как мгновения счастья, встречи расплачивается он? А может быть, хан подарил его баскаку так же, как ее? Но тогда не держали бы его в заточении. Чем же он провинился?

Она хотела кинуться к зиндану, спросить у него… Нет, на расспросы не хватило бы времени — узников уже загоняли обратно, за железную дверь. Если б успела добежать, она просто приникла бы к нему, шепнула: «Аккускар, душа моя!..» Не успеть… Но он тоже увидел и узнал ее, взмахнул рукой. И этого оказалось достаточно, чтобы ее озябшему сердцу стало жарко, чтобы в душе вспыхнули искры неясной надежды…

Что делать, как помочь ему?

Когда появлялась возможность, она не сводила глаз с каменной юрты, исхитрилась припрятать две лепешки и забросить их в зиндан, пробравшись к нему на рассвете. А когда узников вывели, чтобы угнать куда-то, проявила еще большую дерзость. Ее смелый порыв приободрил обреченных на рабство и заставил ахнуть обитателей селения. Приговор баскака многих опечалил, многие искренне сочувствовали приговоренной к ужасному истязанию девушке.

Еще не представляя, какая мука ее ждет, она приготовилась выдержать все со стойкостью мужчины.

Два охранника завели ее в глубь леса, поставили к толстой березе и обмотали волосяной веревкой от шеи до ног. Затянув какой-то хитроумный узел и запрятав концы, как в пояске жениха, один из охранников коснулся ладонью ее щеки, сказал сочувственно:

— Ну, терпи… Не в гости мы тебя привели…

— Добавь: не ты первая. Аллах свидетель — многих повидала эта береза, — сказал другой.

— И не последняя, наверно…

Охранники ушли, привязанная к березе девушка осталась одна. Лес сначала обрадовал ее, был он восхитителен. В лучах солнца, просеивавшихся сквозь листву, неторопко подсыхала роса. Легкие дуновения ветра смешивали во влажном воздухе сотни приятных запахов. Щебечут птицы. То и дело пробует голос соловей, временами где-то рядом стрекочет сорока. В лесном покое любой шорох отчетливо слышен. Перепрыгивают с ветки на ветку, будто играя вперегонки, проворные белки. Шурша прошлогодними листьями, спешит куда-то деловитый еж. Хорошо!..

Но вскоре девушку стали донимать комары. Они облепили все открытые части тела — лицо, шею, руки, ноги, впивались в кожу и сквозь платье. Она мотала головой, чтобы согнать безжалостных насекомых хотя бы с лица, дергалась все телом, отчего в нескольких местах порвалось платье, но это мало помогало. Комары несколько унялись, когда солнце поднялось высоко. Взамен, почуяв жертву, налетели мухи, слепни и невесть какая еще нечисть.

Утром комариные укусы вызывали нестерпимый зуд, потом кожа начала саднить, как от ожога, к вечеру несчастная уже не чувствовала укусов — тело превратилось в сплошную боль и отекло.