Кружок друзей Автандила [заметки]
1, 2, 3
Тут, разумеется, все имена (не зря заглавные буквы всплывали!), когда-то автором слышанные, но за давностью лет и слабостью памяти превратившиеся просто в смутно что-то напоминающие наборы звуков. Хотя имена по-своему занимательные и способные сойтись вместе лишь под сводом черепа человека несомненно начитанного и образованного, чтобы не сказать — интеллигентного.
Так вот — Крушеван. Из энциклопедии: «Крушеван П. А. 1860–1909 — бессарабский деятель, крайний реакционер, организатор кишиневского погрома (имеется в виду знаменитый еврейский погром в апреле 1903 года), депутат II Государственной Думы от Кишинева (чудные думские традиции в России — ста лет как не бывало, все те же песни, не правда ли?), активист Союза Русского Народа». В общем, неудивительно, что автору нечто неприятное при звуках этого имени мерещилось.
А вот Живокини — несомненно по части запаха кулис и разной другой театральщины. Краткий Энциклопедический Словарь: «Живокини Вас. Игн. (1805–74), рус. актер. С 1825 в Малом т-ре. Комик-буфф, мастер импровизации, использовал традиции рус. нар. т-ра.» Вот я и говорю, что поскольку наш автор вживе этого самого Живокини наблюдать явно никак не мог, а в памяти его это имя застряло, то, как я уже говорил, человек он весьма образованный. Может быть, даже театрал.
С Жомини еще проще. Стихи Д. Давыдова, попавшие в эпиграф толстовских «Двух гусар», все знают (даже если и не скажут, откуда точно): «...Жомини, да Жомини, а о водке ни полслова...». Так что чисто для порядка снова Краткий Энциклопедический Словарь: «Жомини (Jomini) Антуан Анри (Генрих Вениаминович, 1779–1869), воен. теоретик и историк, рус. генерал от инфантерии (1826). С 1798 в швейц., в 1804–13 во франц. армиях, с 1813 — на рус. службе. Обобщал опыт наполеоновских войн, утверждал „вечные принципы“ воен. иск-ва.» Почему, правда, Живокини вместе с Жомини в авторской голове крутился — чистая загадка... Правда, оба на «ж»... да и заканчиваются на «ини»... Мнемоника...
4
Если не просто из памяти выплыли эти самые купола, а и на самом деле автор их в тот вечер вживе видел, то, стало быть, все в истории произошедшее (или, по крайней мере, то, с чего история началась) имело место до того, как собор был взорван, то есть до 1931 года.
5
А вот извозчичьи пролетки позволяют отнести время описанных событий еще на несколько лет пораньше, поскольку, если верить многочисленным описаниям Москвы, к 1930 году пролеток этих в городе практически не осталось.
6
«Дзержинка» — это уже полное смешение декораций, поскольку линию открыли в 1935, когда храма Христа Спасителя уже и в помине не было. Так что увидеть и то, и то в один вечер никак нельзя было. Гримасы старческий памяти...
7
Коктейль-холл в гостинице Москва... особенно, если автор полагает, что посещал это место в молодости... Какая там молодость в 50-е, если он еще извозчиков и пролетки застал. Все смешалось...
8
Ну, с Мак-Дональдсом все в порядке... Вполне мог автор видеть знаменитую очередь, даже если и катило ему на девятый десяток. Крепкого закала люди были. Долгожители...
9
Тут начинаются шифрованные зигзаги памяти: «...от мух кисея, сыра не засижены», — как не узнать Маяковского.
10
Березки и водка в стаканах — тут просто: Есенин.
11
Большие глаза, бородка и сладострастие с изъяном — голову даю на отсечение: Кузмин. Хотя опять же, вряд ли он по таким вечерам ошивался. Разве что Юркун мог затащить. Скажем, в 1921 году в Политехническом музее под председательством Валерия Брюсова проходил «Смотр всех поэтических школ и групп» с участием неоклассиков, неоромантиков, символистов, неоакмеистов, футуристов, имажинистов, презентистов, ничевоков, эклектиков, экспрессионистов. «Паника и экзальтация, ужас и восторг, неспокойствие, неуравновешенность — вот пафос современного искусства, а следовательно, и жизни. Смешанность стилей, сдвиг планов, сближение отдаленнейших эпох при полном напряжении духовных и душевных сил.» (Михаил Кузмин).
12
Единственно, что приходит в голову, так это Вознесенский с его геометрической «Треугольной грушей». Его-то, конечно, каленой метлой с эстрады было не согнать, но ведь не в те же годы...
13
Естественно, Маяковский — и жил рядом, и, несомненно, крупным шрифтом был на афише выделен.
14
Поскольку перестройка и борьба с привилегиями в России дело традиционное, то для датировки ценность этой информации сомнительна.
15
А это, похоже, вновь 60-е годы просунулись, поскольку больно уж поэтесса эта молодую Ахмадулину напоминает.
16
Старик ходил по поэтическим вечерам еще и в 60-е. Иначе как бы запомнил Асадова с его: «Как только разжались объятья, девчонка вскочила с травы...» и так далее...
17
О, это сильно! Знать Бруммеля! Мощный старик. Все-таки, не в Лондоне вырос, где основоположнику и мэтру дендизма даже памятник поставили. А на русском только и была тоненькая книжонка дореволюционная «Бруммель и дендизм» — вот и все, старик же знал с полной естественностью... Сам, небось, дендировал, пока можно было...
18
Именно такие компоненты красоты перечисляет Фома Аквинский, а Джойс поминает их в «Портрете художника в юности». И опять вопрос: положим, Аквинского автор мог читать в любое время, была бы охота, а вот «Портрет художника...» в русском переводе появился куда позже... Впрочем, может, он его в подлиннике читал.
19
На всякий случай, Автандил — герой «Витязя в тигровой шкуре», но это все и так знают.
20
Тоже неплохо. Это он вспоминает стихи из бальмонтовского предисловия к изданному Сабашниковыми трехтомнику Кальдерона в переводах того же Бальмонта. Там как раз и вода, и брызги, и мост, и золото: «Между временем и вечностью, / Как над брызнувшей водой, / К нам заброшен бесконечностью / Мост воздушно-золотой...»
21
Насчет «не больше штуки в одни руки» — это больше ко временам тотального дефицита и бесконечных книжных очередей относится — 60-е, 70-е, 80-е. Хотя и в тридцатые с бумагой напряженно было. Непреходящая черта советского быта...
22
Ощущение страха явно из 30-х, тогда как раз и брали за разговоры.
23
Тираж 500 экземпляров. Это, конечно, из 20-х–30-х, когда такие тиражи были привычными. Хотя, впрочем, и настоящего читателя поменьше было. Это потом на десятки тысяч мерили. Однако все возвращается на круги своя — и сейчас для хороших книг маленькие тиражи — не редкость. Опять читатель повывелся?..
24
Вот-вот. В последние десятилетия обязательно бы ксерокс помянули. А раз «фотографические» копии, то разговор наверняка из 20–30-х. Тут все сходится.
25
А здесь у него Булгаков! Вот так каждый раз: вроде бы уже сходится все на поздних 20-х, но тут же какой-то кусочек вылезает... Даже если допустить, что автор был ближайшим другом Булгакова и слушал «Мастера» в авторском чтении, все равно это могло случиться несколькими годами позже. А если уж, как все мы, — то «Москва», 1967 год, препарированный текст...
26
То Хмельницкого, то Маросейка, то Кирова, то Мясницкая... Это наводит на мысль, что автор все-таки пишет о времени массовых переименований, когда и новое название употребить является, так сказать, политически корректным, и от старого язык никак избавиться не может, при всем даже страхе, что кто-то возьмет да и спросит: «А чем это вам Киров не по душе?».
27
И снова прыжок через двадцать лет! КВНы с линзами — это же 50-е!
28
Санкт-Петербург... Это позже, в беззубые 60–80-е Ленинград называть дореволюционным именем было даже неким шиком, а в 30-е попал бы так, что мало не показалось... Вот так все у него — одна фраза или даже слово, а толкований, толкований...
29
Книжник, как есть книжник... «Счастливый домик»-то не одним изданием выходил, а он сразу гржебинское определил. Это действительно знать надо.
30
«Столбцами» — это автандилец пытается Заболоцкого куснуть. Что служит указанием на начало 30-х. Потом про «Столбцы» не положено было вспоминать лет тридцать. А когда отдельные стихи из ставшего нарицательным сборника снова стали в сборниках Заболоцкого появляться, то спорить об этой книжке было уже как-то неактуально.
31
А тут Олег Григорьев! Ленинградский андерграунд застойных времен. Как его мог рассказчик цитировать в 30-м?
32
По-видимому, имеется в виду коллингвудовская «Идея истории». Она и по-английски-то вышла куда позже, а уж про русский перевод я вообще не говорю. Хотя, независимо от очередной временной чересполосицы, книжка очень даже занятная. Советую...
33
Да, в поэзии автор явно разбирается. Блок, да еще из нечасто печатаемого и, тем более, цитируемого. И еще удивляется, что не узнали и не раскусили.
34
Надо же, он даже и прозвище Фомы Аквинского знает! Стало быть, хорошо почитывал книжки по средневековой философии. На поверхности на такие вещи не наткнешься.
35
Дам полусвета, стало быть.
36
Черт побери! Я не я, если это не портрет Бенедикта Сарнова — тут и критик, и патрицианский облик, и очки, и вообще... Занимательно — значит, автор его действительно где-то видеть должен был. Так что, может, и в литературных кругах вращался...
37
Вот вам и еще скрытая цитата. Это ведь из Островского. Который советский, а не купеческий. Как раз там матросу-революционеру Жухраю и «нравилась эта молодежь, еще не нашедшая...» и так далее. Чего только в голову за долгую жизнь не набьется. Да так, что не отделаться. Хорошо хоть, что вовремя вспомнил и остановился...
38
А вот Библию подзабыл в волнениях советского времени. Как рассказывает книга Эсфирь, Гадасса, воспитанница своего дяди Мардохея, была выбрана царем Артаксерксом из многих прекрасных кандидаток, и стала под именем Эсфири его женой и мидо-персидской царицей, в качестве таковой сделала очень много добра для иудеев.
39
Слова Давида из 2-й Царств: «Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской». Ионафан, сын Саула, друг Давида, неоднократно спасавший его от гнева своего отца и впоследствии вместе с Саулом и двумя братьями убитый филистимлянами. Уж не Давидом ли числит себя автор? Помните, как заканчивается фраза сия в плаче Давида?.. А как попадает автор к автандильцам? — Вот именно, он отказывается от поисков женских ласк в пользу поэтического вечера, где и встречает белошарфового!.. Но, главное, что снова нестыковка: про Эсфирь он, видите ли, подзабыл, а историю заканчивает словами Давида. Такого случайно не скажешь. А может, он вообще дурит нас, как хочет?.. А?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.