Крутая волна - [46]

Дежурный доложил, что в приемной собрались все командиры кораблей. Лесков сам вышел в приемную, окинул быстрым взглядом вставших при его появлении офицеров и с каждым поздоровался. Он был любезней, чем когда‑либо, потому что если раньше судьба каждого из них почти всецело зависела от него, то сейчас не исключалось, что его собственная судьба и карьера зависят от поведения этих людей в такой ответственный момент, когда все рушится и неизвестно, что будет завтра. Кроме того, от них зависело, удержит ли морское командование власть над кораблями и тысячами матросов; каждый из этих вчера еще ничем не выдающихся людей завтра мог стать лицом влиятельным в государстве. Ну, барон Осинский вряд ли будет полезен. А вот капитан первого ранга Терещенко, возможнб, Всплывет. Его брат — крупный промышленник, кажется, даже вошел во Временный комитет Государственной думы.

Комендант каждому пожимал руку, но пожимал не всем одинаково: Осинскому — легко и небрежно, Терещенко — покрепче, задержав его руку в своей несколько дольше, другим — осторожно.

— Прошу! — Лесков жестом указал на дверь кабинета, и офицеры торопливо, один за другим, юркнули туда не по возрасту и чинам проворно.

Когда все уселись, комендант зачитал полученную из Петрограда телеграмму об отречении царя от престола и переходе власти к Временному правительству. Собственно, это уже всем было известно но командиры привыкшие к дисциплине, выслушали сообщение с подобающей случаю выдержкой и даже скорбью.

Выждав минуту — полторы, Лесков сказал:

— Господа! Мы можем по — разному относиться к этому событию. Но мы поставлены перед свершившимся фактом, и наш долг — проявить благоразумие и терпение. Однако сложившаяся обстановка требует от нас мер решительных и незамедлительных. Матросы, как вам известно, поддержали бунтовщиков. Более того, сами вышли из повиновения, начали убивать офицеров и унтер — офицеров. Кажется, и некоторые из вас чудом, ушли от этой кровавой расправы…

Комендант говорил об этом не без оснований. Как только матросы, уйдя с кораблей, присоединились к восставшим рабочим фабрик и заводов, многие командиры не стали ждать их возвращения и с тех пор на кораблях не появлялись. Даже для того чтобы собрать их сюда, дежурной службе пришлось долго рыскать по квартирам. Но и те, что оставались на кораблях, отсиживались в своих каютах.

— …Наша задача сейчас — оторвать матросню от бунтующих рабочих. Завтра вы зачитаете на кораблях эту телеграмму и. объявите, что военно- морское командование целиком поддерживает новый режим и будет впредь выполнять распоряжения Временного правительства. Более того, вы объявите, что командование не возражает против избрания на кораблях комитетов, Советов… или черт их там знает как они будут еще называться. Вы сами и все офицеры должны присутствовать на собраниях, когда эти комитеты будут выбираться. Необходимо заранее позаботиться о том, чтобы в комитеты не попали большевики или попало их как можно меньше. Как вам известно, из тюрьмы выпущены все политические заключенные, и влияние большевиков значительно возросло. Так вот позаботьтесь, чтобы заранее через матросов же, которым вы еще можете доверять, выдвинуть людей авторитетных среди матросни, но не зараженных большевистскими идеями. Нам потом будет легче сладить с этими комитетами.

— Матросы тоже не дураки, они нам не поверят, — сказал Терещенко. — И вообще мне претит это заигрывание с матросней.

— Что же вы предлагаете? — спросил Лесков, и все выжидательно посмотрели на Терещенко. Но тот молчал. Потом махнул рукой и сказал:

— А черт его знает!

В другое время такая реплика в присутствии высшего начальства повлекла бы за собой по меньшей мере внушение. Но сейчас никто не обратил внимания ни на тон, каким это было сказано, ни на то, что Терещенко даже не соизволил приподняться. Это развязало языки и другим.

— Пусть митингуют без нас.

— А вдруг и мы, господа, исподобимся чести быть избранными в эти комитеты?

— И будет меня какой‑нибудь Митюха поучать!

Адмиралы переглянулись, — и Вердеревский негромко сказал:

— Кажется, началась репетиция?

И сразу все умолкли. За вопросом, заданным столь невинным тоном, все угадали осуждение. Офицер не матрос, но и он годами приучался к дисциплине, к беспрекословному выполнению любого приказания старшего: будь это команда или вот так, тоном подчеркнутое осуждение.

Наступило неловкое молчание, оно становилось уже тягостным, когда Вердеревский заговорил:

— Я тоже сомневаюсь, чтобы матросы вот так просто поверили в наши с вами демократические устремления. И чтобы они поверили, необходимо сделать шаги, которые нас все равно заставят сделать.

Он выдержал паузу, подчеркивая ею, что сейчас будет говорить о каких‑то важных мерах, намеченных командованием. Эти меры были заранее обсуждены и взвешены командованием.

— Очевидно, надо провести отмену титулования офицеров, обязательное обращение к матросам на «вы»…

Опять не выдержал Терещенко:

—< Не лучше ли сразу нам начать обращаться к матросу «вашскородь Митюха Иванов»? Или «ваше сиятельство»?

Но на этот раз никто не поддержал Терещенко. Все уже начали догадываться, что уступки матросам, в сущности, незначительны, и дай бог, чтобы только ими и отделаться, удержать матросов от активных выступлений вместе с городскими бунтовщиками.