Крушение самолета MH17. Украина и новая холодная война - [12]

Хищнические инстинкты господствующего финансового капитала требуют в принудительном порядке открыть все государства для товаризации и эксплуатации, чтобы «ввести и интенсифицировать […] молчаливое принуждение к рынку»^{50}. Изменение правящего режима является логическим следствием этого, поскольку отток капитала на Запад^{51} не может восприниматься как нечто само собой разумеющееся, пока сохраняется государственный суверенитет. Следовательно, по словам Клода Серфати, «защита “глобализации” оттех, кто ей угрожает, должна […] быть поставлена на первое место в повестке дня безопасности»^{52}’.

Как элемент доминирующей концепции управления, «защита глобализации» тоже требовала открытого выражения, и уже с 1991 г. она начала фигурировать в новых стратегических доктринах. Первая из них и, вероятно, основополагающая — доктрина Вулфовица, названная так в честь Пола Вулфовица, заместителя министра обороны Джорджа Буша-старшего, который в 1992 г. подготовил «Руководство по оборонному планированию» на 1994–1999 гг. В нем Соединенные Штаты провозглашаются единственной в мире сверхдержавой, которая в вопросе технологии производства вооружений должна оставаться впереди всех возможных претендентов и отказаться от принятия военного паритета, как это произошло в отношениях с СССР во время первых двух «холодных войн». Начавший вновь обретать уверенность в своих силах Европейский союз тоже был косвенно предупрежден, что выполнять роль мирового жандарма должны только Соединенные Штаты^{53}.

Администрация Клинтона не отвергала доктрину Вулфовица, в том числе «одностороннее применение силы»^{54}, но при этом опиралась еще на три доктрины, имевшие явно интервенционистский характер. Одна из них была сформулирована бывшим послом США Мортоном Абрамовицем, президентом «Фонда Карнеги за международный мир» в 1992 г. В публикации «Самоопределение в эпоху нового мирового порядка» он рекомендовал, чтобы Соединенные Штаты поддерживали «группы внутри государств […] претендующие на независимость, большую автономию или свержение существующего правительства» и тем самым рискующие стать жертвами «гуманитарных бедствий»^{55}. Это стало моральным оправданием для «гуманитарной интервенции», которая впоследствии имела место в Югославии и в ходе других операций по смене правящего режима, в том числе на бывшем советском пространстве.

Вторая — это печально известная «Война с террором». Эта концепция, которая обычно ассоциируется с атаками на «башни-близнецы» и сентября 2001 г., была фактически разработана уже в ходе серии совещаний в период с 1979 по 1984 г., проведенных по инициативе израильской партии «Ликуд» и с участием высокопоставленных англо-американских неоконсерваторов^{56}. Ее целью было сделать оккупационную политику Израиля в Палестине и ее вторжение в Ливан частью (второй) «холодной войны». Хотя неожиданный распад СССР временно отодвинул эту концепцию на второй план, Сэмюэл Хантингтон возродил ее в своем «Столкновении цивилизаций» (1993 г.). Поместив Россию и Китай за пределы западной цивилизации наряду с исламским миром, Хантингтон возродил концепцию «логики столкновения», противопоставляемую чрезмерно оптимистичному тезису о «конце истории», согласно которому неограниченная вселенная глобального капитала свободна от борьбы и двусмысленности^{57}. Хантингтон провел границу со славянской цивилизацией к востоку от стран Прибалтики, а Белоруссия и Украина (наряду с Румынией и Югославией) были охарактеризованы им как «расколотые страны», не подходящие для включения в состав НАТО («организации, обеспечивающей безопасность западной цивилизации»)^{58}.

Это ограничение не признавал покровитель Хантингтона Збигнев Бжезинский — именно ему мы обязаны созданием третьей доктрины, принятой США после 1991 г. и представляющей собой развитие доктрины Вулфовица. В книге «Великая шахматная доска» (1997 г.) Бжезинский концентрирует внимание на Евразии, предлагая среди прочего разделить Россию на три отдельные республики. Украина, должным образом реформированная и интегрированная в центральноевропейскую «семью», где-то в период между 2005 И 2010 г. «должна быть готова к серьезным переговорам как с Европейским союзом, так и с НАТО»^{59}. К 2010 г. будет сформировано «главное ядро безопасности Европы», охватывающее Францию, Германию, Польшу и Украину, дав Западу столь необходимую стратегическую и военную глубину для противостояния России, которая в прошлом в одностороннем порядке использовала это преимущество для того, чтобы выдержать и отразить два крупных наземных вторжения: наполеоновской Франции и нацистской Германии. Украина, по словам Бжезинского, уже продемонстрировала свой потенциал во время распада СССР «неожиданным навязыванием, похожим на переворот, украинского командования над подразделениями Советской армии, размещенными на украинской земле», что помешало «СНГ стать просто новым наименованием для более федерального СССР». С другой стороны, без Украины Россия станет «азианизированной», более удаленной от Европы. Поэтому особенно важно, чтобы Россия «четко и решительно» приняла отделение Украины от ее сферы влияния