Круг замкнулся - [24]

, а к праотцам он отправляться совсем не хочет. Все ему известное не рассказывает, но о чем спросим, говорит охотно. После того как в банке Адвоката опознали, он и про него вспомнил. Так что можете с ним побеседовать. Интересные вещи он рассказывает про вашего клиента.

Проехав по бульварам, дрожки свернули в переулок и остановились у двухэтажного г-образного флигеля, фасадной стороной выходившего на Большой Гнездниковский. Попив предложенного начальником Охраны чаю, столичные сыщики спустились в допросную, куда вскоре ввели арестованного. Ефимычев оказался типичным представителем «рабочей интеллигенции». Это был сорокалетний мужчина, просто, но, несмотря на недельное заключение, чисто одетый, с аккуратной бородкой и с металлическим пенсне на носу. Войдя в кабинет, он вежливо поклонился.

— Здравствуйте, Сергей Аркадьевич, — поприветствовал его Климович. — Вот эти господа хотят поговорить с вами про Адвоката. Расскажите им все, что вам известно.

— Слушаюсь. — Арестант сопроводил свои слова кивком головы, после чего начальник охранки обратился к гостям:

— Я эту историю уже слышал, поэтому, господа, позвольте мне вас покинуть — дел невпроворот. Когда кончите, позвоните в звонок, — подполковник указал на кнопку электрического звонка на столе, — явится дежурный надзиратель и примет у вас господина Ефимычева.

— Летом 1905 года поймали ваши коллеги одного нашего товарища, — начал свой рассказ Ефимычев. — Доказательств его вины было более чем достаточно, и положение его было безнадежно — военный суд обязательно приговорил бы его к повешению. А нам надобно было непременно Барнаша спасти.

— Постойте, — перебил Кунцевич. — Это тот Барнаш, который взорвал Киевскую охрану?

— Он самый. Теперь вы понимаете, какие меры к недопущению его побега были приняты? Барнаша держали в секретной камере киевского тюремного замка под крепким, и что самое плохое — неподкупным караулом, специально привезенным из Петербурга. Организовать побег в таких условиях не представлялось возможным. Тогда мы решили Барнаша отравить.

— Хорошие же вы, однако, товарищи! — воскликнул Вельшин.

Ефимычев бросил на него короткий взгляд:

— Ну, разумеется, не до смерти. Есть такое средство — атропин. Его прием вызывает у человека все симптомы безумия. Человек начинает бессвязно говорить, у него расширяются зрачки, при этом он перестает реагировать на внешние раздражители. Увидев эти симптомы, суд обязательно назначил бы медицинское освидетельствование обвиняемого, а из больницы сбежать гораздо проще. План был хорош, но имел один существенный недостаток. Для достижения полного эффекта пилюли надобно было принять в определенные промежутки времени и обязательно во время процесса — вызванный ими эффект довольно скоро проходит. Снабдить Барнаша таблетками мы не могли — никаких передач к нему не принимали, да и обыскивали его часто и тщательно. Кроме того, нам надобно было сообщить Барнашу о наших планах, иначе он отказался бы пить таблетки, а всякое сношение с ним отсутствовало. Оставался единственный вариант — поручить его отравление адвокату.

— Неужели вы думали, что адвокат согласится сделать такое? — удивился Кунцевич.

— Многие присяжные поверенные придерживаются левых взглядов, многие из них нам охотно помогали не только юридически — и записочки арестованным передавали, да и что похлеще, так что план безнадежным не казался. Но в этот раз договориться с адвокатом не получилось. Дело в том, что при взрыве погибло несколько обывателей, среди них — двое малолетних детей. Газеты буквально демонизировали Барнаша, и ни один из местных присяжных поверенных не брался за его защиту. А тот адвокат, которого назначил суд, либералом отнюдь не был, и обратись мы к нему с такой просьбой, не только ее бы не исполнил, но и, пожалуй, сообщил бы обо всем куда следует. Мы уж было совсем приуныли, но тут один наш товарищ — Коган, из бывших уголовных, вспомнил, что у него есть приятель, некто Поднебесный, который занимается разными мошенничествами и часто в роли адвоката. Мы вызвали Поднебесного в Киев, он незамедлительно приехал, ознакомился с нашим предложением и согласился помочь за десять тысяч рублей. Сторговались на пяти.

С задачей Борис Викторович справился прекрасно. С собой он привез подлинный вид на жительство на имя финляндского уроженца Рютенена, все необходимые присяжному поверенному документы и даже кожаную папку со штампом этого адвоката. Свидания наедине с Барнашом ему не дали — они увиделись в подвале военно-окружного суда в присутствии конвойного начальника и троих солдат. Требования Поднебесного дать возможность остаться с подзащитным с глазу на глаз остались без последствий — конвойные лишь отошли от них подальше и заявили, что в разговор вслушиваться не будут.

Чтобы утомить часовых, Поднебесный разговаривал с Барнашем около часа, а когда бдительность солдат ослабла, передал ему таблетки.

Во время процесса, уже почти перед самыми прениями, Барнаш впал в безумное состояние. Его перенесли в совещательную комнату, где присутствовавший в зале профессор медицины, которого несколько ранее допрашивали по этому делу в качестве эксперта, провел новое освидетельствование. Он колол подсудимого иголкой, тыкал ему горящими спичками в расширенные от атропина зрачки, но Барнаш никак не реагировал. Суд отложили, Барнаша положили в психиатрическую лечебницу для более тщательного испытания. Надо ли говорить, что через несколько дней он оттуда благополучно бежал.