Кровь боярина Кучки - [201]
Род помотал головой с видимым упрёком:
- Ведь ты, боярин, тоже натерпелся от Андрея, коли оставил его для изгнанника Михалки. Однако не желал же смерти самовластна?
Якун на это не ответил. Потрепав Рода по плечу, пообещал:
- На совесть потружусь промыслить о тебе. Не зря же била друг о друга нас судьба. Не обессудь, уж сколь смогу…
Оставшись в одиночестве, подстражник, как в лоно смерти, погрузился во тьму и тишину.
Время исчезло. По расчётам Рода, Якун Короб приходил повечер. Стало быть, поспишь - и новый день. Принесут воду и хлеб - вот утро. Потом затирку, пресную на вкус, - вот пладень. А к ночи проглоти слюну, засни - и новый день. Так он считал. Со счета сбился, перестал считать. И не расстроился. Не находил нужды вести счёт дням.
Когда опять пришёл Короб Якун, узник не встал ему навстречу, как не встал бы перед призраком.
- Совсем худшаешь тут, бедняга? - спросил боярин.
- Помозибо, не пожалуюсь, - ответил Род.
- Я трижды подступался к Михаилу Гюргичу, - поведал Короб, - предъявил ему твой перстень, - Боярин тяжело вздохнул, - Не принял князь моей заступы.
Однако Якун перстня не вернул, а Род и не спросил.
- Михалка, слава Богу, мне доверил доиск убийц Андрея Гюргича, - продолжил Короб. - Не я, так не остался бы ты здесь цел-невредим. Застенок жесточайший! Видеть, слушать не в измогу. А, да что!.. Михалка брата не любил: тот подверг его изгою, как и всех братьев. Однако народ жаждет скорого суда. И князь торопится. Его ждут во Владимире. Соперник Ярополк в Переяславле стакнулся с боярами и собирает рать. А брат его Мстислав уже в Ростове. Два Ростиславича, два сыновца, стелили мягко, а спать жёстко. Хотя в помогу Михаилу Всеволод идёт, да много ли дружины у изгоя? Кровавой будет сшибка за столицу у дядей с племянниками! Вот Михаил и льстит народу. Отверг твой перстень. Не время, дескать, и не место разбираться в сложностях. Кучковичи, и все тут. Иного люди не поймут. Так что до тла доискиваться некому. - Якун неловко замолчал, как бы устав от долгой речи. Но не снёс молчанья Рода и прибавил: - Я своей волей спас тебя от пытки, от смерти не сумел спасти. На это не достало моей воли. Прости, боярин Жилотуг, прости, ведалец Род…
- Как ты спас меня от пытки? - спросил узник.
- Подписал твоими титлами повинные листы, - прошептал Короб. - Вот все, что мог…
Род вспомнил Фёдора Дурного, когда тот спас его от казни, сдав на пытку пленом в Дикое Поле. Тут вышло все наоборот.
- Я неповинен, - поднял Род на Короба спокойный взор.
- Доказывать твою невинность - значит пытать, - напомнил Короб, вконец обескураженный. - Пытать, сам знаешь, без толку. Казнь неминуема. Зачем же тогда муки? За пустое красное словцо: «Я неповинен!..»
Род не стал спорить.
Помолчали неудовлетворённо.
- Тут приходила рыжая твоя предательница, - вновь заговорил Якун, - девка княгинина… Враг помнит её имя!.. Ну ещё с Кучкина дома знаешь ты её…
- Вевея, - подсказал Род.
- Вевея, - вспомнил Короб. - В ногах валялась у меня: спаси, не изволоча отпусти[514] преданного!.. Дура красная! Совала зелье, чтобы дал князю. Твердила, что тирлич да жабья костка смиряют гнев властей… Как же, смири попробуй, коли без гнева, по расчёту…
- Тирлич, - перебил Род, - зовётся по-иному стародубкой, норочной травкой. Её ведьмы собирают под Иванов день…
- Видать, обавница[515] эта рыжуха, - предположил Якун. Потом он крепко обнял Рода, щеку его оросил слезой. - Не ожидал, что так простимся, - бормотал давешний приятель. - В лучшем мире всего этого не будет…
Род не сразу обнаружил, что опять один. Куда-то отлучился мыслями, когда уходил Короб. Теперь же вспомнил Силку: единственный свидетель непричастности его к убийству. Силки больше нет. Да и не стали б разбираться. Князь Михалко спешит с казнью. Ростиславичи идут занять Владимир. Владимирцы хотят Михалку, законного властителя, завещанного Гюргием Ростово-Суздальской земле. Он даст покой и правду. Залогом этому - поимка заговорщиков, суд над злодеями и казнь… Род очень сожалел, что не спросил боярина, какая казнь. Гадай лежи и думай…
Он, кажется, забылся, потому что слишком скоро отворилась дверь. Принесли свет и пищу, от коей узник отказался.
Коморник подал чашу:
- Боярин шлёт тебе вино…
Род пил с надеждой на окорм, от казни избавляющий. Однако тщетная надежда! Вино наполнило живительным теплом. Чему-то радуясь, он вышел из темницы, глотнул воздуху, прищурился на солнце, сел в телегу между стражниками.
Потом охраныши сошли с телеги, подставив вязня суду толпы. На улицах глазели московляне, кидали комья грязи, замешанной в корытах, потому что была сушь. Кричали всякую безлепицу…
Лишь у заставы общий ропот перекрыл истошный вопль:
- Ро-ду-шка-а-а!.. Прости-и-и-и!..
Род не обернулся. Кричала прожитая жизнь. К ней не было желанья оборачиваться.
По Владимирской дороге везли весь день. Досужее народное судилище так залепило очи грязью, что «преступник» ничего не видел.
Уже при въезде в стольный град один из стражников отёр ему лицо… Вот миновали Волжские ворота… Вот церковь Иакима и Анны на вратах детинца… Вот последняя переспа, и Владимир позади.
А народ по сторонам обильней от версты к версте.
Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).
О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.