Кровь боярина Кучки - [177]

Рабыня повела глазом из-под понки, окликнула богатого с виду чужестранца:

- Здравствуй на много лет!

Род насмотрелся в Испании не таких бедных, а изобильных торгов рабами, от которых сердце захолынывало, потому прошёл, низко опустив голову, тихо примолвив в ответ на зазывное приветствие:

- Доброго господина! Доброго господина!

Булгарин тем временем уже выхвалял кобылу:

- Ни сапата, ни горбата, животом не надорвата, бежит - земля дрожит, упадёт - ей-Богу, лежит! Купи, бачка, кобылу!

Этот наглый призыв был перекрыт робким голосом рабыни:

- Не хочешь признать, Родислав Гюрятич?

Род застыл как заговорённый и возвратился не мешкая к коню-рабу и человеку-рабыне.

- Возьми, бачка, кобылу. Всего две гривны! - обрадовался булгарин. Но, видя, что гость засмотрелся на женщину, объявил: - Чага стоит шесть гривен!

Поймав пригоршней горсть золотых, он долго смотрел, как этот то ли урус, то ли правоверный араб уводит его рабыню. Удачный день!

- Как ты узнала меня, Мякуша? Я тебя не уз нал, - задыхался от счастья Род.

- Немудрено, Родислав Гюрятич. Стары мы стали. А я гляжу: вроде ты. Боюсь ошибиться. Ишь ка кой чужестранец! Стало быть, из дальних краёв… Вспомнила, что под левым ухом у тебя знадебка[478] не видно её: власы густы, как у молодого. А ветром их отодвинуло - и вот она, знадебка, объявилась!

- Как же ты угодила в рабство? - вёл её Род неведомо куда.

- Ой, тяжко говорить! Хожу сызнова в издирках, как нищенка на Софийской паперти в Киеве, помнишь?

- Где тебя Первуха Шестопёр глазом приласкал? - улыбнулся от тёплых воспоминаний Род.

- Мы ведь с Первушей из Киева утекли, когда власть сменилась, - стала рассказывать Мякуша. - Однако он не служил больше своему князю. Мы сюда, на мою родину, в Новгород утекли. Правда, убийца-мор сгубил всю родню. Опереться не на кого. Да что нужды! Первуша мытником[479] смог устроиться. И зажили мы, аки у Христа за пазухой. Грустили, деток Бог не даёт. А теперь скажу: слава Богу! Жизнь такая: то геенна, то преисподняя. Новый великий князь Андрей-суздалец сровнял Киев с землёй, пожелал и нам той же участи. За что опузырился? Должно быть, за непокорство.

- Тшшш, Мякуша, душа моя! - истиха оглянулся Род. - За нами неведомый человек следит.

- Каков человек? - перепугалась Мякуша. - Кметь? Обыщик? Чей? Кому мы в понадобье?

- Простой человек, - успокоил Род. - Платье смурного сукна[480]. Стало быть, показалось. Продолжай далее.

Он перевёл свою спутницу на Софийскую сторону. Свернул на Славкову улицу, на Косьмодемьянскую, затем на Рогатицу, всю в богатых теремах. Здесь было особое многолюдье.

- Суздалец, по Гюргиеву обычаю, перекрыл Торжок, - поведывала Мякуша. - Хлеба в Новгороде не стало. Сызнова - голодуха! Кмети Андреевы принялись разорять область. Жгли села, имали людей, убивали и продавали в рабство. Вот и нас захватили на Имволожском погосте, где Первуша собирал мыто. Меня продали булгарину, а его купчине, кажется, из смолян. А тем часом под городскими стенами разгорелась битва. Новгородцы икону Богоматери вынесли, установили на забороле. Кто против Бога и Великого Новгорода? И вот - страсти Господни! - суздальская стрела возьми да и угоди в икону. Богоматерь сразу - к врагам спиной, ликом к городу. Из святых очей - слезы. Одна капнула архиепископу на фелонь[481]. Что тут стряслось! Все небо помрачилось. На суздальцев напал ужас. Новгородцы их гнали до самых своих границ. Десять суздальцев отдавали за гривну, как задарма. А вернулись - хлеба-то нет! Грош цена победе! Четверть ржи - гривна серебром. Пришлось с суздальцами мириться. Своего князя выгнали, который их защищал. Взяли Андреева посаженника. Вот меня, новгородку, и продаёт булгарин в моем собственном городе…

- Обожди, Мякуша, - остановился Род.

Оставив женщину, он вернулся на несколько шагов к странному преследователю. Чего соглядатай хочет? Лицом купец, а одеждой - смерд.

- Пошто шествуешь за нами? Ты кто?

Это был ещё весьма крепкий человек. В озорном взоре нечто вдавни знакомое.

- Я-то новгородеч. А ты кто, немеч?

- Никакой я не немец, - пытливо всматривался в новгородца взывавший к памяти Род. - Моё имя Родислав Гюрятич Жилотуг. Мои корни здесь. Так же, как твои.

Преследователь широко улыбнулся.

- Корни здесь, а Богомил Соловей давно там, - указал он на небо.

В следующий же миг они бросились обнимать друг друга.

- Я говорил, Бог даст, свидимся, - задыхался в лапах богатыря Зыбата Нерядец. - Жизнь прожили, а все-таки свиделись.

- Почитай, весь день разыскиваю тебя, - не отпускал его Род. - Значит, ты за мной шествовал?

- Вовсе не за тобой, - высвободился наконец Зыбата, - Я шествовал за ней, - указал он на подступающую Мякушу.

- Знаешь его? - обратился к Мякуше Род.

Она резко затрясла головой:

- Не ведаю, кто таков.

- А Первуху Шестопёра ты ведаешь? - сощурил глаза Зыбата. Поскольку оба, настигнутые им, онемели, ничего не в силах понять, он продолжил: - Муж твой, Мякуша, бежал от своего господина, нашёл спасение у меня, попросил укрыть Христа ради. Долго по его мольбам я искал твоего покупщика. В Великих Булгарах прежде цасто бывал, знакомых оттуда много. И вот сегодня нашёл булгарина. Указали. А этот, мой давний спаситель, - кивнул он в сторону Рода, - ни раньше ни позже перекупил тебя. Как было за вами не увязаться?