Кровь боярина Кучки - [167]

9

Лёгший на спину пловец ходким каюком приближался к суше. Руки работали, как колёсные лопасти водяной мельницы. Левая ткнулась во что-то упругое. Послышался визг. Перевернувшись глазами не в небо, а к берегу, Род увидел широкий зад в прилипших портах, быстро удаляющийся по замуравленной тропе в сельгу[440]. Когда он добрался до мелкоты, где можно было стать на ноги, его вышли встретить. Впереди шествовали два краснотелых бритоголовых увальня, похожие на ковёрных борцов. У каждого по длинному креноватому[441] ножу. У одного порты мокрые. Стало быть, это тот, кого Род случайно задел в воде. Под защитой таких охранышей следовало несколько женских фигур в иноплеменных белых одеждах - одно плечо прикрыто, другое обнажено. У каждой на груди маленькая коробочка, железная, медная или серебряная. На коробочке - кольцо, на кольце - большой нож. На одеждах украшения из зелёного бисера. На одних больше бисеринок, на других меньше.

Едва незнакомец ступил на берег, бритоголовые выставили ножи. Видя его невооружённым, они не спешили обнаруживать мирных намерений.

- Тух утхух кух, - молвил один из них.

Вышедший из воды молчал.

- Ассалям алейкум, - произнёс тот, что в мокрых портах.

Род не знал и этого языка.

- Ты варяг, грек, русич? - выдвинулась одна из женщин. На её шее не было коробочки, и на одежде - ни единой зелёной бисеринки.

- Я из Суздальской земли, - радостно откликнулся Род на родную речь. - Моё имя Родислав. Бежал с лодьи, из полона.

Толмачка прокудахтала его слова своим спутницам и велела:

- Следуй за нами.

Сельга становилась все гуще, тропа все уже.

- Ну и корба![442] - обратился Род по-кыпчакски к одному из охранышей, тому, что в сухих портах.

Тот крякнул от неожиданности:

- Ай, друг, ты говоришь на моем языке, будто век прожил в Диком Поле.

Тропа вскоре вывела на поляну к большому белёному дому из обожжённой глины.

Самая молчаливая женщина тихо заговорила. Спутницы обступили её и почтительно слушали. Род почти с начала пути невольно следил за ней. Что-то странно знакомое было в её обличье, движениях. На красивой, словно выточенной груди - золотая коробочка. Если лебединые шеи спутниц украшали серебряные цепи в разном количестве, то с её смуглой шеи свисало цепей много больше, нежели у других, и не серебряных, а золотых. Её одежда сплошь зеленела обилием бисера. Когда она удалилась, Рода ввели в маленькую камору с мелкими, как бойницы, пустыми окнами и оставили одного. Света было достаточно: в окнах - ни пузыря, ни слюды. Но и не вылезешь, даже не высунешься, разве что руку просунешь. Да и не было у заблудшего достойных причин куда- то сейчас бежать. Пока ещё не было. Он думал о молчаливой женщине, лица коей не разглядел, как и лиц её спутниц, закрытых по самые глаза.

- Бака! - раздался за дверью гортанный, страшно знакомый голос.

- Несу, моя госпожа, - ответила по-кыпчакски толмачка. И Род содрогнулся от внезапного прозрения.

Девушка, знавшая русский, внесла одежду.

- Бака! - обратился к ней Род.

- Шш! Моё имя Сбыслава, порекло Онтонья, - произнесла она, оглядываясь на дверь. - Вот одежда тебе. Сними-ка свои калиги[443] надевай мягкие ступенцы[444], примерь кабу[445]…

В придачу она подала льняное исподнее. Промокшему страннику не терпелось сменить одежду, а он не поторопился, удерживал возле себя Онтонью.

- Куда, к кому я попал?

- Ты на острове Ятр, - прошептала она. - Здесь живут кукразы.

- Кто? - не расслышал он.

- После, после поведаю. Знаешь город Колтеск? - Он кивнул, - Я родом колтеская.

Он удерживал её за край платья. Серые глаза поверх повязки молили отпустить.

- Госпожа твоя… по имени… Текуса? - произнёс он.

- Ты - ведалец! - воскликнула Онтония и исчезла.

Род не представлял, как выглядел в чужой одежде. Посмотреться было не во что. Одолело беспокойство за свои издирки, унесённые Сбыславой. В них был перстень Жилотугов.

Черноокая степнячка, убаюкивая грудью медную коробочку, поманила его в дверь. Эту не допросишь ни о чём. Не смыслит даже по-кыпчакски.

Вошли в большую двусветную палату. Все белое - стены, потолок, некрашеный скоблёный пол, ковровая дорожка из овечьей шерсти, железное узорчатое кресло, покрытое эмалью под слоновью кость, одежда хозяйки дома, сидящей в этом кресле как на троне, - все белое.

Теперь лицо её не закрыто по самые глаза. Те же тонкие губы, тот же лезущий в душу взгляд. Но где обилие косичек? Волосы скрыты, чуть чернеют из-под белого повоя. И кожа смуглого лица лишилась прежней свежести. Однако далеко ещё не отцвела крутая половчанка, лишь полностью раскрыла лепестки, дурманя красотой.

- Тух укух рух, Илека, - прозвучал приказ. Голос тот же металлический. Не столь чист, как в Шарукани. Чуть заметна хрипотца. - Не бойся, подойди ко мне ближе, - велела она Роду по-кыпчакски, когда Илека вышла. - У нас тут такой обычай: приветствуя друг друга, падать ниц. Поприветствуй же меня.

- Я не знаток чужих обычаев, княжна. - Род поклонился в пояс.

- Кня-жна! - передразнила дочь Сантуза. - Перед тобой царица! Я первая жена здешнего хакана Чаушнара, царя кукразов.

- Впервые слышу о таком народе, - признался Род.

Текуса сошла с кресла.