Кривая Империя. Книга I. Князья и Цари - [22]

Тут осмелел Святополк, пошел добивать Давыда. Последний нанял поляков. Поляки набрали денег с двух сторон, наобещали всем помощь, и принялись не спеша пропивать авансы. Пришлось Давыду бежать из Владимира. Опять поцеловавши крест со Святополком.

Святополк разохотился и решил ограбить слепого Василька: зачем ему целый город? Он ни улиц, ни домов не видит. Но слепому терять было нечего. Он выехал на битву во главе войска и поднял крест, который целовал ему Святополк. «Ты что, отнял у меня глаза, хочешь отнять и душу?», — страшным голосом крикнул Василек. Писец сразу застрочил в походный блокнот, нельзя было упускать такой величественной картины: «Многие благочестивые люди увидели, как над головой Василька в небе засиял крест!». Стали биться, рубились страшно. Святополк, увидев, что дело нешуточное, бежал, хлеща под собой бедное животное. Братья, Василек и Володарь, не стали его преследовать: «Довольно нам своей земли!». Но скот коварный не успокоился и поехал нанимать венгров. Те пришли с двумя епископами, — тогда церковные чины возглавляли католические полки, — чтобы огнем и мечом распространять самую гуманную веру в мире. К полю битвы стали сбираться стервятники: Давыд, недовольный наделом, теперь присоединялся к ослепленному «брату». По дороге Давыд прихватил из степи половцев хана Боняка. Боняк по-своему убедился в беспроигрышности мероприятия: выехал ночью в поле и завыл по-волчьи, ему откликнулись целые стаи волков, выла вся степь. Верняк, — решил Боняк, раз волки собираются на падаль, то порубаем венгров, сто пудов! В общем, Боняк взял руководство потехой на себя. Расставил войска, окружил венгров, «сбил в мяч», погнал, перетопил в степных речках. Рубил их двое суток непрерывно, убил одного епископа и бояр без счета, чтоб неповадно было лезть в нашу языческую степь со своим католическим рылом.

Потом враждующие племянники разбежались кто куда. Осадили друг друга, бились мелкими группами. Погиб сын Святополка Мстислав. Он был осажден и хотел подглядеть за осаждающими через дырочку от сучка в деревянном забрале на бойнице. Стрела как раз в эту дырочку и попала. Око за око! — все, как завещал прапрадедушка Ярослав Мудрый…

Дальше пошла обычная суета. Путята пошел со Святошей ко Владимиру, стали рубить дружину Давыда. Давыд побежал к Боняку и осадил с ним Святошу в Луцке. Взял Луцк и Владимир. Все. Пока успокоились. Племянника Мстислава в благодарность за подмогу Давыд снарядил пиратствовать на море — «перенимать купцов». Это был 1100 год.

Возник новый виток мирной дипломатии. Собрались на съезд. Стали судить Давыда. Смысл суда был не в нравственной оценке ослепления брата, а как бы мирно выгнать Давыда из богатого Владимира. Скинулись по несколько сотен гривен, добавили несколько захолустных городков, отдали все это Давыду и спровадили его, всенародно порицая. Хотели все-таки ограбить слепого, приглашали его к себе: мы тебя, Вася, кормить будем! Но драный волк не поддался во второй раз. Тогда захотели идти его воевать. Но тут уж Мономах вмешался и устыдил всю съезжую сволочь.

Настали мирные времена! И — о, ужас! Оказалось, жив еще великий полоцкий маг и чародей Всеслав! Никому он ничего плохого по старости не делал, разве что колдовал помаленьку, губил урожай да девок портил заочно. Но князья задрожали. Стали совещаться, как да что. Но Всеслав и в этот раз увернулся серым волком — безнаказанно умер в 1101 году. Никто в это, конечно, не верил, пока семеро сыновей Всеслава не задрались за полоцкое наследство. Тогда все облегченно вздохнули.

Природа проводила великого волхва с почестями. 29 января 1102 года на три дня встала «аки пожарная заря» со всех четырех сторон, и было светло три ночи, 5 февраля случилось «знамение в луне», 7 февраля — в солнце: солнце огородилось тремя дугами, еще несколько дуг было повернуто «хребтами» к солнцу. Русские усердно молились.

Потянулось тягостное десятилетие борьбы с неугомонными половцами. Мономах неустанно отвлекал братьев от междоусобицы геройскими призывами постоять за Русь. Тем было неудобно отказываться, и они все время были заняты полезным делом. Писец так радовался, что даже увидел несколько раз во время боя, как из-за спины Мономаха играючи поражал половецкие толпы Ангел Светлый.

— Светлый, как это вино? — подливали мы Писцу белое болгарское.

— Светлее! — уверенно икал он и продолжал описывать нам свои астрономические наблюдения: в 1104 году солнце стояло в круге, посреди круга — крест! За кругом, по бокам — еще по одному солнцу, а сверху — дуга рогом на север!

— Да ты, брат, пьян был, вот у тебя и троилось! — подкалывали мы Писца.

— Да как же пьян, когда три ночи подряд 4, 5 и 6 февраля такое же знамение было в луне!

Но что-то — и не только на небесах — все же предвещало неспокойные времена. 11 февраля (опять февраль!) 1110 года встал от земли до неба огненный столп. Ударила невиданной силы молния, осветила всю землю. Дуплетом скончались обидчики Василька — Давыд (1112) и Святополк (1113). Освобождение киевского престола ознаменовалось солнечным затмением. В страхе зарыдала вся дружина, оплакивая доброго князя. Народ молчал, — тут уж Писец выдержал марку, не стал врать, — будто бы опасаясь наших с Историком упреков. Как потом выяснилось, причина честности была в другом: вороватый Святополк, узнав однажды, что соль на рынке сильно подорожала, ограбил Печерский монастырь и продал его соляные запасы — «святую» соль втридорога. Тут же этот смелый коммерческий ход попал в проповедь игумена Иоанна. Стали имя князя полоскать на всех углах. Князь рассердился, посадил попа на нары, но опять отступил под давлением Мономаха. Редакторы от церкви зорко наблюдали за Писцом, строго пресекали его красноречие по отношению к противному усопшему.