Критика теорий культуры Макса Вебера и Герберта Маркузе - [18]
[39]
описали в «Коммунистическом Манифесте», показав, что буржуазия безжалостно сводит межчеловеческие отношения к «голому интересу», к товарно-денежным отношениям[123].
Бесчеловечные отношения, утверждаемые капитализмом, особенно на его поздней, империалистической стадии, нельзя обойти или прорвать индивидуальным путем. Только с ликвидацией буржуазного классового господства в результате социалистической революции, осуществленной организованным, вооруженным научной теорией и руководимым опытной революционной боевой партией пролетариатом, преодолеваются и отношения, которые разобщают людей.
В области политики индивидуализм Макса Вебера чреват опасными последствиями. В личных отношениях индивид с помощью внутренних ценностей, которые противостоят формальному аппарату, может, по мнению Вебера, сделать вывод о неизбежности бюрократии; такой же вывод возможен якобы и применительно к области государственной политики. Здесь лишь харизматический вождь способен, утверждает он, создать противовес «всюду проникшей бюрократии», потому что формальное господство «целесообразного правила» он заменяет содержательными ценностями, какого бы рода они ни были, окаменение — жизнью, формальную рациональность — иррациональностью[124]. Конечно, господство харизматического вождя представляется Максу Веберу лишь временным выходом из зависимости от власти бюрократии, поскольку оно имеет тенденцию к тому, чтобы стать «повседневным»[125], то есть скатиться к бюрократизму и рутине. В конечном счете индивид остается скованным господством бюрократического аппарата, который, по его мнению, вообще «относится к наиболее трудноразрушаемым социальным образованиям»[126].
Здесь необходимо заметить, что учение Макса Вебера о харизматическом вожде роковым образом сказалось в истории. Его культ фюрера и его свиты, вновь и вновь произносимый призыв к великой политической личности как существенному противовесу формальному господству бюрократии подготовили почву для безропотного восприятия немецкой мелкой буржуазией фашистской демагогии[127].
В учении о харизматическом вожде индивидуализм Макса Вебера выливается в реакционную теорию элиты, а его мнимый рационализм обнаруживает свою явную иррациональность. Тем самым Макс Вебер присоединяется к рядам самых реакционных идеологов империализма, идейных предтеч фашизма. Его буржуазное мышление отражает и определенные кризисные явления поздней фазы капиталистического общественного строя, и тот факт, что империализм в период революционных кризисов не в состоянии больше управлять с помощью буржуазно-демократических методов и готов спасти свое классовое
[40]
господство путем перехода к открыто фашистским формам осуществления власти.
Макс Вебер, мыслитель, по существу, консервативный, идеологически предупреждая о прогрессирующем сокращении индивидуальной свободы и общем культурном упадке при империализме, пытается в то же время оправдать этот процесс, представив его как неизбежный, «роковой». Герберт Маркузе, ко времени деятельности которого предвосхищенные Максом Вебером «стальные оковы» угнетения и манипуляции индивидом в условиях государственно-монополистического капитализма приняли реальный вид, стремится преодолеть эти оковы. Маркузе пытается перешагнуть границы, которые были непреодолимы для Макса Вебера как идеолога империалистической буржуазии. Там, где Вебер покорно пытается примирить индивида с его «роковой» несвободой, Маркузе ставит вопрос: «Кто определяет судьбу?»[128]. Он признает, что формы господства, техника, а также потребности и их удовлетворение вовсе не фатальны, а кажутся таковыми лишь в силу своего общественного устройства, как результат материального, экономического и психологического принуждения (можно было бы уточнить: результат классового господства буржуазии). Там, где Вебер из-за своей классовой ограниченности и приверженности к неокантианской неисторической традиции подводит черту общественному развитию, Маркузе делает диалектический вывод: «Эта судьба является возникшей и как возникшую ее можно уничтожить»[129].
С этих позиций Маркузе критикует Макса Вебера. Согласно Маркузе, управление — предполагается, что оно было действительно чисто формально рациональным, — «имеет тенденцию к уничтожению господства», поскольку, по существу, истинно рациональное управление явилось бы «применением общественного богатства в интересах свободного развития и удовлетворения человеческих потребностей»[130].
В действительности же аппарат управления в империалистических государствах выполняет совершенно другую функцию: он цементирует учрежденное господство, потому что он функционирует не чисто формально рационально, как полагает Маркузе, а в высшей степени иррационально, потому что в действительности он материально определен господствующими общественными силами.
Придерживаясь гегельянской традиции самодвижения духа, Маркузе усматривает выход в историческом развитии самой формальной рациональности: по мере того как она становится иррациональной, рациональность имеет тенденцию к тому, чтобы произвести свою собственную трансформацию.
