Кристиан Ланг - человек без запаха - [45]

Шрифт
Интервал

— Как зовут вашу жену?

— О, да это не важно, — ответил полицейский и покраснел, — просто распишитесь, и все.


Спустя несколько дней Ланг отправился в ежегодное плавание с дядей Харри. И на этот раз говорил главным образом Харри, и снова об Эстелле. Он сказал, что ей сейчас гораздо, гораздо лучше, так что, по всей вероятности, ей просто не хватало дома. Ланг кивнул, но промолчал. Харри испытующе посмотрел на него и спросил, как доживает Юхан. Ланг коротко ответил, что Юхан жив-здоров, он вернулся в Лондон, но теперь у него хорошая работа, он не видится со своими бывшими друзьями и потому удерживается от наркотиков.

В этом году Ланг и дядя Харри изменили своей привычке: они выбрали другой маршрут и к лагуне с темной водой и плоскими валунами подошли только на третий вечер. Тогда Ланг и дал слабину: позвонил Сарите домой. Трубку поднял Миро и сказал, что Сарита ушла с Кирси в кино. Ланг хотел спросить, кто же с ним остался, но услышал в отдалении мужской голос. Мужчина — Ланг решил, что это Марко, — что-то сказал мальчику в повелительном тоне, и связь оборвалась. Ланг перезвонил, но было занято. Набрал номер еще раз — по-прежнему занято. Тогда он позвонил Сарите на мобильный, однако сразу включился автоответчик. Сообщение Ланг оставлять не стал.


Если бы он мог знать, признался Ланг, что встреча с двумя почтительными полицейскими окажется практически последней встречей с поклонниками, то его, конечно, порадовало бы их сдержанное, но искреннее восхищение. Теперь, с приходом осени, Ланг вдруг понял, что он, по сути, безработный. За все лето ему ни разу не позвонили с телевидения, а писательская стипендия не предвиделась — последний раз он подавал заявку на подобный грант семь лет назад. В газетах он прочел о новом детище В. П. Минккинена, провокационном ток-шоу, ведущие которого, двадцатичетырехлетний парень и девятнадцатилетняя девушка, беседовали с гостями в полуголом виде. Ланг с мучительной остротой чувствовал, что его лучшие дни позади. В течение многих лет он вынужден был каждые несколько месяцев менять свои телефонные номера, теперь же у него почти целый год был один и тот же номер, и никто ему не звонил. Его коврик перед дверью оставался пуст: ни пригласительных открыток на кинопремьеры осени или книжные презентации, ни приглашений от телеканалов или звукозаписывающих компаний на вечеринки, посвященные выпуску новых передач или дисков, ни посольских обедов, ни VIP-приглашений на открытие клубов и гурманских ресторанов. Ланг понял, что он слишком долго жил в фальшивом мире или даже в двух — сначала в том, что собственноручно создал в своих книгах, а потом в суетливом, манящем и закрытом от посторонних мире телевидения, который он создавал вместе с другими. Он разругался с В. П. Минккиненом, расстался с Саритой, отдалился от меня и от сокурсника, с которым играл в бадминтон, и теперь понял, что у него почти не осталось друзей. Иногда, когда Ланг еще мог подшучивать над собой, он готов был смеяться, думая, как он одинок, хотя и знаменит на всю страну, где живет больше пяти с половиной миллионов.

В начале сентября к нему обратились несколько журналистов вечерних газет. Они хотели взять у него интервью и предложили вопросы вроде: «Как вы относитесь к своему поражению в борьбе за зрительское признание?» или: «Начало среднего возраста совпало в вашей жизни с концом телевизионной карьеры — как вы с этим справляетесь?» Ланг им отказал. Он пытался убедить себя, что на самом деле ему всегда было плевать на VIP-приглашения и светскую жизнь, что он все равно крайне редко пользовался своими привилегиями, а потому падение с вершины для него ничего не значит. Но это не помогало, он чувствовал, что его провал в шоу-бизнесе больно ударил по его самолюбию, хотя бизнес как таковой он презирал.

Затем последовали удары в виде досадных недоразумений в прессе, которые Ланг не мог признать случайными. Все началось с появления его фамилии в газете «Сими», в колонке, подписанной псевдонимом Вальтер де Камп. Рассказывая читателям о заведениях для сексуальных меньшинств, автор упомянул ночной клуб недалеко от Осторьет и заодно сообщил, что среди известных людей, которые пользуются услугами заведения, — Кристиан Ланг. На самом же деле Ланг часто проходил мимо этого притона, когда, поставив машину, направлялся к Сарите. Наверное, это и послужило поводом для сплетен, рассуждал он. Но уже в следующую пятницу еженедельное приложение газеты «Хельсингин Саномат» — в рубрике «Шик», посвященной светской хронике, — утверждало, что Ланг был замечен в нетрезвом виде после концерта Стинга на новом футбольном стадионе в Тэлё. Снова клевета — в своих музыкальных предпочтениях Ланг был снобом и не слушал Стинга с начала восьмидесятых.

Подобные странные заметки появлялись в прессе весь сентябрь. Однако то, что лежало на поверхности, а именно его длительная связь с Саритой, так и не было предано огласке. Зато одна желтая газета писала, что Ланг вел себя непристойно и вызывающе в парфюмерном магазине аэропорта Ванда, хотя он не был там с тех пор, как вернулся с Саритой из Рима. Другое, чуть более серьезное еженедельное издание подозревало Ланга в алкоголизме, ссылаясь на «источники, близкие Лангу», которые, как сообщалось, были очень обеспокоены. Через неделю другая газета распустила слух, будто в одном из самых популярных заведений Гельсингфорса для гомосексуалистов и бисексуалов Ланга часто видели вместе с молодым, «спортивно одетым» человеком. Правда газета умолчала, что заведение это было нового, либерального толка и его посещало много любопытствующих гетеросексуалов. В этом последнем клеветническом обвинении Ланг увидел определенную извращенную логику, поскольку к этому моменту уже не сомневался, что неожиданный, наглый и бездоказательный интерес средств массовой информации к его личности был результатом проклятия, наложенного на него Марко.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.